Голуби в траве. Теплица. Смерть в Риме

В сущности говоря, он презирал государственных деятелей, у которых брал интервью; он слишком часто видел, как люди такого сорта возвышались, блистали, падали, а иногда кончали на виселице - этому Дана радовался в душе больше, чем когда видел их бодрыми и не терпящими возражений в президентских креслах или почивших от старости в государственных гробах, с умиротворенной улыбкой на жирном лице, в то время как народы проклинали их. Вот уже сорок лет Дана был участником всех войн и всех конференций, которые следовали за битвами и предшествовали новым нападениям; он глотал лошадиные дозы глупости дипломатов, видел слепых в роли поводырей и напрасно предостерегал глухих о надвигающихся катастрофах… Дана пил с Рузвельтом, обедал с негусом, был знаком с людоедами и истинными святыми, был очевидцем всех восстаний, революций и гражданских войн нашей эпохи и всегда констатировал поражение человека. Побежденные оказывались достойными своих победителей, они были только на некоторое время более симпатичны, поскольку были побежденными. Мир, пульс которого измерял Дана, ждал его мемуаров, но Дана сделал миру подарок, не написав их - он мог бы поведать лишь о злодеяниях. Теперь он, кроткий и, очевидно, мудрый, сидел в Бонне в кресле-качалке (он поставил это кресло в своем кабинете отчасти для удобства, отчасти как символ) и, покачиваясь, наблюдал за колебаниями мировой политики в маленьком, но беспокойном уголке. Этот Бонн был уделом Даны в старости, а может быть, и его могилой. Здесь не было такой напряженности, как в Корее, но и здесь можно было видеть, как всходят посевы безрассудства, поднимаются ростки непонимания и непреклонности.

Кетенхейве знал Дану со времен старой «Народной газеты». Однажды Дана взял для своего международного Информационного агентства репортаж Кетенхейве в «Народной газете» о большой берлинской забастовке транспортников, которая на время странно соединила нации коммунистов. Тем самым Дана помог Кетенхейве приобрести читателей во всем мире. Позднее в Лондоне Кетенхейве снова встретился с Даной. Дана писал книгу о Гитлере, которую задумал как бестселлер и как бестселлер сбыл; так отвращение к Гитлеру принесло ему много денег. Антипатия ко всему коричневому сделала Кетенхейве лишь бедным изгнанником, и он не без зависти восхищался деловитостью Даны, критикуя его завлекательную книгу о фюрере за то, что она всего только бестселлер, поверхностный и ловко оформленный.