Голубятня на желтой поляне: Роман-трилогия

— Ну давай.

— Что?

— Монетку. Я же перестал свистеть.

Юрка хмыкнул, зашарил в необъятных карманах. Положил мне в ладонь монетку. Я размахнулся и бросил ее вдоль улицы.

И сразу я быстро пошел вперед, оторвался от Юрки и Янки. Было тихо. Только стучали по камню мои шаги да шелестели на груди листы Глеба — я сунул их под майку.

О чем писал Глеб

Дома я был такой насупленный и так мне было все равно, что даже с тетей Викой я не спорил. Послушно умылся, послушно съел морковь со сметаной, послушно пошел спать.

Но не заснул, обида грызла. На Юрку. После того как появился Янка, Юрка стал со мной совсем не таким. Будто надоел я ему, будто я опять Копейкин…

На Янку я ни капельки не злился. Если бы нам втроем одинаково дружить, я бы только радовался. Но теперь я в сторонке. Все время я это чувствую. Иногда просто до слез чувствую…

А что, если Юрка станет уже не друг, а… просто как все мальчишки? Тогда мне как жить? У меня же… Если честно говорить, у меня кто есть на свете? Мама, папа да Юрка. Он-то этого не знает, про такие вещи не говорят никому. Но себе можно сказать. Если не вслух, а мыслями. Если ночью, когда рядом никого нет…

Я лежал, выбросив подушку и запрокинув голову. Смотрел на розовую луну в бледном небе. Быстро темнело, и луна становилась все ярче. И расплывалась, расплывалась в глазах. Я со злостью моргнул, перевернулся на живот.

Ладно, Юрочка, живи как хочешь, я набиваться в друзья больше не буду. В конце концов, и без тебя хватает на свете хороших людей. Вот Глеб… Между прочим, не тебе и не Янке, а мне одному он дал почитать свои записки.

Я включил фонарик и взял с подоконника листы…

«Я должен все написать по порядку. Мне сейчас не до красоты стиля. Главное — чтобы точно. Чтобы разобраться в этой истории. Я был бы уверен, что все это сон, если бы не мальчишки. Очень уж они живые. В том смысле, что настоящие…

Да, я же хотел по порядку. Вот так.

Я, Глеб Сергеевич Вяткин, корреспондент районной газеты «Маяк» в городе Колыче. В этот город я приехал три месяца назад, когда перешел на заочное отделение и попросил заведующего кафедрой печати подыскать мне какую-нибудь должность в газете. Меня долго не хотели отпускать с факультета: «Зачем тебе это надо, четвертый курс, куда-то ехать из Москвы, ты так и застрянешь в районке, какая глупость…»

Каждому свое. Москвы за три года мне хватило. По крайней мере, пока. Районка? Ну и хорошо. Я всю жизнь (кроме армии и университета) прожил в районном Ново-Вятске, я люблю маленькие города. Я хотел работать и писать первую в жизни книгу. Сам еще толком не знаю, о чем эта книга. Но чтобы ее писать, надо работать, надо делать дело…

Мне двадцать четыре года. До семи лет я жил с родителями. Потом случилась катастрофа. Они первый раз в жизни отправили меня в лагерь, а сами полетели отдыхать к морю, и самолет разбился при посадке… Меня определили в интернат. Я хорошо помню этот черный год: и застывшее внутри, меня, как ледяной ком, горе, и сны, когда мама и папа снова живые, и тоску… К интернату я привыкал медленно. Два раза убегал в лес, чтобы построить дом и жить в одиночку. Потом все же привык. Только мечта о собственном доме (или просто о комнатке, о каюте, где ты один) с той поры у меня была всегда.