Читаем Голубятня на желтой поляне полностью

Голубятня на желтой поляне

Владислав Крапивин , Владислав Петрович Крапивин

— Это шмели-то? — отозвался старый Антон.– Ну да, ну я знаю. На той стороне… А что шмели? У нас сроду не было…

— Это не просто шмели, — разозлившись, сказал Яр.

Феликс поцарапал бороду. Он был изрядно под хмельком, но сейчас посмотрел трезво.

— Яр, когда вулкан или цунами… вот, как на Жёлтых Камнях, например… никто же не спрашивает — что такое? Природа…

— Довели матушку-Планету, вот она и плюётся, — Сказали у соседней бочки. — И нечего тут искать других объяснениев…

— Кто довёл? — спросил Яр.

Старый Антон захихикал. Дымок, важно улыбаясь, курил. Феликс ласково проговорил:

— Яр, ты как с другой планеты, честное слово…

— Я и так с другой планеты, — ничем не рискуя, сказал Яр.

Старый Антон засмеялся, закашлялся, хлопнул по спине Дымка так, что у того вылетела трубка.

— Дым, пошли за пивом. Яков там уснул, не несёт…

Дымок важно поднял трубку, и они с Антоном двинулись к стойке.

Феликс царапал мундштуком латунный обруч бочки.

— Яр, ты хороший парень… Жаль, ты у нас не задержишься.

— Почему не задержусь?

— Ты сам знаешь. Тебе не это надо… Вопросы у тебя…

— А что, здесь не любят тех, кто спрашивает?

Феликс улыбнулся:

— Не здесь… Яр, ты совсем ничего не боишься?

«Боюсь потерять Игнатика», — подумал Яр, но это никого не касалось.

— Я пока не знаю, чего надо бояться…

— Ну и правильно! — вдруг пьяно сказал Феликс и грохнул кулаком по бочке. — Так и надо!.. Яша! Поставь, милый! Слышишь? Поставь ту пластинку! Один-то раз. Для Яра…

Шум в баре поутих. Яр оглянулся на стойку. Яков улыбался. Улыбка — беззубая щель на чёрном обезьяньем лице. С полки, из-за пёстрых бутылок, он достал плоский пакет, вынул пластинку, подул на неё. Положил на диск проигрывателя…

Стало совсем тихо. Солнце окуналось в море, стеклянные поплавки у потолка уже не блестели, но лампы ещё не зажглись. Скрытый за моделью галиона динамик зашипел. Потом ударил тяжёлый аккорд гитарных струн, пошла медленная мелодия.

И глуховатый мужской голос запел:

Когда мы спрячем за пазухиВетрами избитые флагиИ молча сожжём у берегаПоследние корабли,Наш маленький барабанщикУйдёт за вечерним солнцемИ тонкой блестящей льдинкойРастает в жёлтой дали.

Это пел явно не артист. Но пел хорошо, по-настоящему. Со скрученной печалью и нарастающей жёсткостью. Яр вспомнил песчаный обрыв у крепости…

От горького пепелища,От брошенных переулков,Где бьют дожди монотонноПо крышам, как по гробам,От злой измены, что рыщетВ домах опустелых и гулких.Наш маленький барабанщикУйдёт, не сдав барабан…

Издалека, сначала незаметно, вошел, вплёлся в песню голос мальчишки (у Яра сжало горло).

Но есть утешенье — как будтоПоследний патрон в обойме, —Последняя горькая радость,Что каждый из нас был прав.И вот потому над ПланетойШагает наш барабанщик —Идёт он, прямой и тонкий,Касаясь верхушек трав…

Кончилась песня, прошли секунды тишины. Потом загорелись лампы — будто свет в кинозале после окончания фильма.

У бочек задвигались, закашляли. Кто-то сказал:

— Да-а… Гордые были мальчики.

— Ну а что с того, что гордые? Сгорели, а толку…

— Не накликать бы чего… Ты, Яков, тоже… смотри…

— Да что мы, не люди, что ли? — громко спросил Феликс.

Вернулся Пауль Верхняя Душа.

— Ну вот, я сказал Стефану. Ты, Яр, не волнуйся, он подежурит, сколько надо. Мы с ним там посидели, он говорит: конечно, пускай Яр погуляет, если охота, а я, говорит, побуду за него, а потом он за меня, дело такое…

— Что это за песня была? — спросил Яр у Феликса.

— А вот, — опять хмелея, отозвался Феликс. — Это про тех ребят, которые тогда поднялись в Морском лицее, в городе… Дело давнее, а песня осталась.

— Как поднялись? Против кого?

— Против кого… Знать бы… Не хотим, мол, и всё. Карабины порасхватали с учебными патронами. А зачем эти хлопушки, если пожар. Это тебе не шмели…

Феликс макнул бороду в кружку.

— А в каком городе? — спросил Яр. — У реки?

— Ну, я же говорю: в Городе. Он один тут, Город…

— Феликс, а почему он пустой?

— Никто не живёт, вот и пустой. Вроде музей, заповедник…

— А почему не живут?

— Не хотят — и не живут. Ты сам попробуй в пустом-то городе…

«Чёрт, — беспомощно подумал Яр. — Хоть бы одного человека найти, который скажет…»