Голубиная книга 2 (СИ)

— Спи спокойно, отец. Больше тебя, Великий Род, никто не потревожит.

Ни сын, ни внуки — правнуки старика не беспокоили, сны радостные смотреть не мешали. Едва ли не на цыпочках по райскому саду перемещались. Но всего не предусмотришь, не предугадаешь — без Голубиной книги — то?

Случился шум в Ирие, и как это обычно в божественном семействе бывало, с «лёгкой руки» медноголового Сварожича. Сидел Перун на ветви дуба солнечного, тремя ярусами пониже отцовского трона. У него своё дупло было, жил там с женой Додолей, да только та дома бывать не любила, всё больше шастала где ни попадя. А что муж не кормленный, сидит, ароматы с материнской кухни нюхает да отцу завидует, её и не волновало вовсе. Но — голод не тётка, и так же Перуну поесть захотелось, что готов был не то что матушкиными оладьями позавтракать, но и коры с мирового дерева погрызть. Встал, решил по сёстрам — братьям пройтись, может где чего и перепадёт. Глядишь, сковороду умыкнуть получится, либо чугунок старый стрескать. И тут чудеса расчудесные: из ствола мирового дерева вылетает навстречу Семаргл, пёс крылатый, а за ним цепь волочится. Из железа калёного сделана! Перун пса перехватил, цепь с хвоста содрал, и, облизнувшись, приступил к трапезе. Семаргл от счастья обезумел, бросился к медноголовому. Ластится, прыгает вокруг освободителя своего, в лицо заглядывает и в нос наровит лизнуть. Хвостом бы всю ветвь дубовую подмёл, да вот незадача: спаситель цепью — то полхвоста оторвал, а оставшимся обрубком много не навиляешь. Перун на Семаргла не отвлекался, сосредоточенно железные звенья зубами перемалывал. А когда до другого конца цепи добрался, всю её из дупла вытянув, то ещё больше обрадовался, увидев большую жестяную банку из — под консервов. А что банка в рогах Усоньши Виевны запуталась, так Перун и внимания не обратил. Всего — то и делов — рога пообломать!

Усоньша за свои рога куда крепче держалась, чем за жизнь. Развернулась да копытом Перуну между глаз залепила, будто печатью припечалала. А Перуну хоть кол на голове чеши, всё одно медная! Отбросил он великаншу в одну сторону, рога её в другую, а сам за еду принялся.

Усоньша на лету изловчилась рога подхватить да тут же к Роду Великому с жалобой направилась. Тот и глаза продрать толком не успел, не понял, что от него жалобщица черномордая требует? А та во вкус вошла, себя — то жалеючи, воет — подвывает, на жизнь жалуется:

— Ой, да Род великий, прародитель наш общий, да не чужая ж я тебе, не сторонняя! Да за что мне такие наказания?! Да когда ж это всё закончится, все безобразия в мою сторону прекратятся?! Да когда ж издевательства пройдут, и как мне теперь рога на место водрузить?

— Постой, девка адова, ты тольком объясни, чего от меня требуешь?

— Папаша у меня пьяница, муж — кобель, а сын выродок. Одна родная душа на всём белом свете осталась — нянька моя старая, да и та теперь, в животину превращённая, непонятно где бегает.

— Ты, сноха черномордая, конечно, мастерица, объяснять — то, — усмехнулся древний Род, постукивая пальцами по подлокотникам каменного кресла. — Но я понял, о чём попросить хочешь. Однако ж просьбу твою выполнить смогу, только если ты сама Бурю ягу отыщешь, да пред мои светлые очи поставишь. Либо Велеса ищи, он всё сделает.

— Да она ж в звериной шкуре, облик свой пекельный потеряла, а где ж я этого зверя искать буду?

— Да там, где все звери обитают, там и ищи, — уклончиво ответил старик.

— Ты, дед, голову мне не морочь! — Вскричала Усоньша Виевна. Она схватила старика за грудки, потрясла, и, подтянув к своей морде, прорычала:

— Все мои просьбы выполнишь, все желания исполнишь, не отвертишься! Хочется хоть немного пожить по — человечески!

— По — человечески? Интересное говоришь… Мне самому забавно посмотреть будет, что из этого выйдет, — Род старчески хихикнул и сунул великанши в лапы зеркальцо. — Быть по — твоему!

— Нет!!! Не — ееет!!! Не это я хотела сказать! — Крикнула Усоньша Виевна, увидев в волшебном зеркале, как меняются привычные с детства черты лица…

— Фьють! — Свистнул древний Род, подзывая крылатого пса. — Семаргл, дружище, по старой памяти доставь посылочку. В последний раз, — Род погладил бороду, — обещаю. Там, в поднебесной, где — то карга старая, Буря яга шарошится, так для неё подарочек.

И протянул Семарглу свёрток.

— Корзину какую найди, что ли? Вывалится ведь дитё. Да, и передай этой перешнице на словах: как вернёт мою вещь, что у себя припрятала, так обоим прощение будет. — Семаргл вильнул обрубком хвоста, осторожно зубами подцепил свёрток — и был таков. А род помохал ладонью перед носом и, проворчав: «Ну и вонь в Ирие», устроился поудобнее и уснул.