Вася попросил разрешения поплавать на лодке, и Митрий Алексеевич, конечно, позволил, да еще вручил ему удочку. Но рыбачить Вася не собирался. Он не забыл об Эдике и Борисе. Те в любой момент могли появиться на реке. Он просто хотел проверить надежность лодки еще раз.
Лодка не стравливала воздух, легко шла по мелким волнам… Вася едва преодолел искус уплыть вниз, да и все.
Возвращался он, неся лодку на плече. Положил ее в конюшню, вышел. Заглянул в башню. В ней никого, кроме птиц и кролика, не было. Он пошел по усадьбе, завернул в церковь. Там лежали желтые букетики, производя странное впечатление хрупкой жизни на руинах.
Где же Валя? И Птицелов?
Озираясь, Вася вернулся и, проходя мимо
Вскоре из домика вышла зардевшаяся Валя. Вася уходил, ничего ей не говоря. Через некоторое время появился и Митрий Алексеевич.
— Фасечка, — позвала Валя. — Ну где жа рыба?
— Рыба… дерьмо, зараза… — зло бормотал Вася, — хых!
— Ай не клюет?
— Зато у тебя клев отменный.
— Какой, Фасечка? Чиво?
— Такой.
— А мы с дядечкой музыкальный глядели…
— Какие культурные! — воскликнул Вася. — Ну и что, слыхали серебряную горошину?..
Валя хлопала глазами.
— Вижу, слыхали!.. Ничего, будет вам музыка, когда Обла нагрянет. Да Эдик снова пожалует. Я не дурак дожидаться. Я уйду. А ты сиди здесь, слушай сказочки про мороку Парижа, ага, хых. Хы-хы-хы. Морока. Ну да. А здесь рай. И эти
— А знаешь, Фасечка, — сказала Валя, — знаешь, чиво?.. Тогда мы сидели, молоко-то пили, а тот дядя Горец делал знаки, мигал дедушке, и он тебя расписывал на своей штучке, у ней тоже мигало красненьким…
Вася уставился на нее.
— Да?!.. Вот дерьмо-то! Что же ты сразу не ударила его по голове кочергой или поленом?!
— Фася! Он жа старенький… И так дивно-то птичкой заливается. То одной, то другой…
— Птичка! Зараза! Тук-тук — дело таких пташек, известное дело. Тук-тук, товарищ майор!.. — восклицал в сердцах Вася, спускаясь к реке. — Хых!.. Хых!.. Все пропало. Они донесут. Мне и чудилось в них что-то такое… не то. Птички, Хлебников… Подстава. Засада.
— Фася, так ты думаешь, скажут?
— Конечно!.. Здесь никто не откажется выслужиться перед Облой. Менталитет такой!
— Чиво?
— Того! Знаешь, кто у них господь бог? Обло-Лаяй! Это же язычники в овечьих шкурах христиан. Собаки-язычники. И Обло-Лаяй у них главный. Главное божество. А все остальное сбоку-припеку. Поэтому я у них — первый враг. Они хотят взять в плен мой мозг.
Во время обеда Вася решился и спросил у Митрия Алексеевича о лодке: не продаст ли? Митрий Алексеевич взглянул на него.
— Ты все же хочешь продолжить свой поход по реке?
Вася энергично кивнул.
— Но… у тебя нет продуктов…
— Я бы купил чего-нибудь у вас.
— Но… скоро снова выйдет в эфир «Радио Хлебникова», там будет и про Кургузовку, и про вас. Интересно же послушать.
Вася был бледнее бледного. Глаза его нестерпимо пыхали синевой.
— К-как… про нас?
— Ну да, я рассказал немного, а Сева записал. Это же все любопытно.
Вася значительно смотрел на Валю.
— Я бы на вашем месте хотя бы до передачи задержался. Когда еще услышите?.. — продолжал Митрий Алексеевич.
Вася перевел дыхание и произнес дрожащим от волнения голосом:
— Никогда.
— Ну вот я и говорю.
Вася вздохнул раз и другой, стараясь хоть немного успокоиться. Но голос его срывался, когда он говорил:
— Вы… продадите или нет… лодку и немного крупы с солью?..
— Я призываю не торопиться.
— Т-тогда я уйду пеш-ш-ком… Мы уйдем… Сейчас же.
— Ладно, ладно. Лодку продам, раз уж так загорелось. Хотя, что ее продавать? Можно и даром отдать — старье. Но без мотора.
— С веслами.
— Ну конечно. А вот продуктов… лучше поехать за ними в поселок. Ребята мне кой-чего подкинули, но вам-то надо запастись получше. Так? Вот я и предлагаю подождать, пока хотя бы чуть дорога подсохнет.
И Вася согласился. Но стал он молчалив, хмур, и Митрию Алексеевичу никак не удавалось его разговорить. Еще день Вася выждал, а на другой сказал, что пора уходить. Митрий Алексеевич не сумел его переубедить. И тогда он предложил попробовать проехать в поселок за продуктами, а еще и ради подключения электричества. Вася соображал… соображал и нехотя согласился. Но тут заупрямилась Валя. Она боялась оставаться в имении, хоть и с Конкордом, и с кроликом, и с птицами.
Митрий Алексеевич развел руками.
— Что ж! Поеду один.
Он выгнал мотоцикл, надел старый кожаный летный шлем, защитные массивные очки, завел мотор, немного прогрел его и сел, махнул рукой в краге и поехал, сразу заюзил, выхлестывая грязью из-под колес, выровнялся и направился по аллее, миновал музыкальный домик, церковь и скрылся.