Голубка

— И не позову,— отвечала Матрена, сердито скребнув валенком по полу.— У нее порядочный муж, они хорошо живут, и не о чем вам с ней, как вас там, «товарищ», разговаривать.

Хоть Матрена сердилась, но она уважала технику и не осмеливалась ругаться по телефону.

— Ну ладно,— сказал Генка и положил трубку. Он вдруг совсем расстроился из-за этого глупого разговора, и у него уже не было прежнего желания немедленно разыскать Женю.

Матрена положила трубку, медленно, боком спустилась на первый этаж проверить, дома ли Голубева.

Женя сидела на кровати, как пришла с работы, в своем сером плаще, и читала письмо. На столе лежал капюшон от плаща, полный цветов.

— Звонили вам,— сказала, постучав, Матрена.

— Кто звонил? — спросила Женя, не вставая с койки, держа письмо в руках. Глаза у нее были сонные.

— Почем я знаю, кто тебе звонит,— отвечала Матрена, переходя на «ты».— В следующий раз узнаю, если скажут.

Она не закрыла дверь и закричала на весь коридор, но так, чтобы слышала Женя:

— Звонют всякие, кобели разные, делать нечего, вот и звонют — семьи разбивают!.. Кобели эти...

Женя встала и захлопнула дверь. Ругань Матрены она принимала без раздражения, как само собой разумеющееся.

Одно письмо было от брата отца, дяди Константина, он сообщал, что свадьба Нины с курсантом расстроилась. Он должен поехать служить на Сахалин, а Нине вовсе незачем ехать на Сахалин. Теперь у нее есть хороший парнишка — электрик. Они любят друг друга и, может быть, скоро поженятся.

— Вот эстафета! — сказала Женя вслух и стала читать другое письмо, от матери из Соколовки. Отец писем никогда не писал.

«Здравствуй, моя дорогая дочка Женя! Получила твое письмо, большое спасибо. Витя, наверное, все по командировкам, и тебе сейчас скучно. Получила от тебя посылку, но больше ничего не посылай, побереги свое время и нервы. Я прекрасно знаю, как ходят наши машины, и от твоей посылки остались только крошки, смешанные с мороженым чесноком. Я очень удивляюсь, что не побились банки: в такую дорогу посылать стекло и в такой упаковке нельзя. Печенье у нас хорошее, на наш склад сейчас везут еще продукты, так что не беспокойся. Остальное по-старому, папа еще жалуется на голову, но реже. Когда я поеду в Москву, обязательно побываю в Ярске и постараюсь тебя известить заранее. Я поеду, если нам дадут квартиру, но когда будет распределение, трудно сказать, дошел слух, что не раньше июня. Возможно, поедет папа, ему нужно показаться врачу, но папа квартирой заниматься не хочет. Еще раз тебя прошу, не присылай ничего, почта от нас далеко, а скоро подымется река, тогда нас совсем отрежет. Папа ездил на Сокол на машине, а обратно едва доехал: лед ненадежный.

Пиши нам обо всем. Где ты сейчас работаешь? Ты хотела работать на бетоне. Удалось ли это тебе? Напиши. И добивайся комнаты, тогда не будешь ругаться с техничкой.

С девочками нужно дружить, вы должны остаться хорошими друзьями. От меня передай им привет. Кажется, все. Когда будешь писать, напиши, как тебе можно позвонить по телефону. До свидания. Мама».

Сегодня на работе у нее были неприятности. Пришла дирекция Ярскгэсстроя и подняла скандал. Некоторые забетонированные стенки будто бы оказались тоньше положенного. Представитель сказал, что таких стенок они принимать не станут.

Эти стенки были сделаны в другую смену, но она промолчала. Основной бетон шел при ней, и доказывать что-либо было бессмысленно.

Представитель дирекции был нудный маленький человек, с ним давно уже никто не мог разговаривать равнодушно. Он мучил всех мелкими придирками, ежеминутно кляузничал, звонил в Гидропроект, Гидромонтаж... Звали же все его Гидра.

Женя терпеливо слушала, как ругается представитель, и смотрела по сторонам. Почему-то на языке вертелось: «Глуп, как медный чайник». Почему чайник да еще медный?

Наконец представитель ушел. Она вздохнула, только собралась пойти в столовую, как нагрянул Саркисов. Наверное, успели ему нажаловаться.

Она понимала, что Саркисов ругаться не станет, но если он упрекнет, белый свет надолго покажется серым и непривлекательным.

Саркисов молчал, и она молчала.

— А вы знаете, Женя,— сказал вдруг Саркисов, обходя, точно обнюхивая, блок.— Вы знаете, что наш специалист даст сто очков вперед любому зарубежному?

Она не нашлась что ответить, только шмыгнула носом. Он должен видеть, что все только что происшедшее ей не так уж безразлично. Саркисов же был возбужден, видно, что он был сердит и нервничает. Должно быть, поругался с начальством.

— Вы представьте какого-нибудь инженера-чудака в Америке, который строит гидростанцию. Строит да строит! Тут ему секретари, тут техника, там проект и железный график, он еще и кофе успевает выпить в перерыве — теплица, а не стройка!

Вдруг Жене показалось, что Саркисов пьян, хотя наверняка не был пьян: он никогда не пил. Саркисов же продолжал: