Голубка

Еще в первый день приезда в Ялту он был уверен, что только устроит Женю и улетит обратно в Ярск, где его ждали Чуркин, Усольцев и всякие дела и неприятности, которых никак нельзя было бы избежать. Со дня на день он откладывал свой отъезд, оправдывая себя тем, что одной Голубке будет тут плохо, а в Ярске обойдутся и без него. Потом он понял, что ехать действительно поздно, но не переставал об этом думать и мучиться. Ему было стыдно перед Чуркиным.

Однажды они плыли на рейсовом пароходике, они стояли на корме и бросали чайкам хлеб. Чайки тонко кричали и ссорились между собой.

Виктор подумал, что вообще не сможет вернуться в Ярск. Ему стало вдруг все безразлично. Он выбросил за борт весь хлеб и ушел в салон.

— Что с тобой? — спросила Женя.

— Да ничего особенного.

— Тебя укачало?

— Да, наверное, меня укачало.

— Сейчас я куплю в буфете лимон.

Потом дня на два, что ли, испортилась погода, ночью и утром шел дождь, они отлеживались дома. Валялись в постели, играли в морской бой. Виктор играл невнимательно, нервничал. Неожиданно он спросил:

— Ты любишь меня?

Она посмотрела на него пристально.

— Витька, что случилось?

Он молчал.

— Ну, конечно, я тебя люблю,— сказала она.— Я всегда на тебя смотрю, и мне стыдно, что мы прожили вместе полгода, а я, как маленькая дурочка, готова бежать за тобой куда угодно.

— Ты бы действительно не бросила меня, если бы я уехал... Куда угодно. Если бы я уехал из Ярска.

— Милый, зачем тебе уезжать из Ярска? — спросила она.

— Вот так, сжечь все корабли.— Он смял бумажку с нарисованными квадратиками кораблей.— И все начать сначала.

— Зачем? — спросила она ласково.

— Я вообще сказал,— ответил он, зарываясь лицом в подушку и о чем-то раздумывая.— Ведь действительно скоро полгода со дня нашей свадьбы. Чем-то мы отметим этот день?

Виктор подумал, что, может быть, на почте на его имя лежит письмо или телеграмма от Чуркина. Но он не торопился на почту. Каждый раз, когда они проходили мимо белого углового здания на набережной, у него тоскливо сжималось сердце. Он думал: «Может быть, там лежит для меня бумажка, которая решит мою судьбу. Но я не хочу ее видеть, знать о ней, по крайней мере сейчас. Лучше после, хотя бы через неделю».

Но в полугодовщину свадьбы он пошел на рынок и на обратном пути завернул на почту. Он встал в очередь у окошка «До востребования», с трудом удерживаясь, чтобы не уйти. Очередь двигалась медленно, он нервничал. Девушка, которой он отдал паспорт, быстро, почти машинально перебирала письма и разговаривала одновременно с подругой через стол.

Виктор подумал, что она обязательно пропустит его фамилию, но она спросила:

— Смирнов, ваши инициалы.

Хотя перед ней лежал паспорт и там было все написано.

У него сразу упало сердце. «Вот оно»,— подумал он.

— Распишитесь за телеграмму,— сказала она.— Поставьте число, время. Что же вы так долго не приходили?

Он хотел ответить, что мог бы вообще не приходить за телеграммой и не ее это дело. Он отошел и стал читать. В телеграмме было всего несколько слов, тех самых, которых он ждал: «Что ты наделал, вылетай Москву. Остановился гостиница Юность. Чуркин».

На следующий день он улетал. Билет ему достала хозяйка, работающая в санатории «Россия». Женя даже побледнела от волнения, когда он сказал, что пришла телеграмма от Чуркина и он должен вылетать в Москву. На два-три дня.

— Это нужно, да? — спрашивала Женя, заглядывая ему в лицо. А он не мог посмотреть ей в глаза.—Ты думаешь, без тебя не обойдутся?

Он молчал.

Они сели за столиком в шашлычной, напротив здания почты. Виктор принес бутылку вина, конфеты. Налил в граненые стаканы вино и молча выпил. Свой она едва пригубила. Смотрела на него, и вид у Голубки был жалкий.

— Может, ты хочешь шашлыка? — спрашивал он, чувствуя себя мерзко. Вот расплата за ложь.

Она не отвечала.

— Не сердись. Я съезжу и вернусь. Правда.— Он и теперь опять лгал.

— Почему же, я не сержусь,— говорила она.

— У нас впереди еще целый месяц. Весь месяц мы будем вместе.

— Ну, конечно,— кивала она.— Еще месяц, а потом еще долго, долго.

— Я самолетом,— сказал он.— Туда и обратно.

— Самолетом сейчас быстро. Если хорошая погода.

— Сейчас не может быть плохой.

На что он надеялся, когда так говорил? Он вряд ли сам верил, что сможет вернуться, он просто хотел верить. Но, кажется, и она чувствовала какую-то неправду в его словах, но старалась скрыть это чувство от себя и от него. Она вспомнила, как Леша Жуховец однажды предложил: «Давай полетим на Черное море. Самолетом это совсем недолго, мы встретим рассвет на море и обратно. Мы за сутки обернемся, только посмотрим, как солнце встает над морем». Он был родом из Одессы и любил море. И с Витькой они видели рассвет, и им было очень хорошо. Вчера он сказал: «Я тебе ничего не смог подарить, прости». Он действительно вчера был совсем чужой, холодный, словно в нем остановилась кровь. Женя сказала: «А я дарю тебе звезду в ковше Большой Медведицы, третью, считая от ручки».

Он, кажется, не расслышал ее.

Сейчас он сидел неподвижно и смотрел на свой стакан.