Голубка

Они смотрели на нее, как смотрят фокусы, зачарованно и молча. А потом Женя вскрикнула, когда та же сосна почти выпрыгнула из воды километром ниже, без сучьев и даже без коры, словно ее за это время успели обработать и ошкурить на незримом подводном комбинате.

Тут гипноз кончился, они стали грести, отворачивая плот от гибельной воронки; они гребли так, что гнулась жердь, и чувствовали, как их подхватывает медленная, совершенно чудовищная сила и влечет за собой.

Шум от воды приблизился. Сперва чудилось, что грохот несется с берега, даже с неба. Потом — что звук рождался сам по себе, он был — все вокруг, и они перестали слышать его.

Но они не слышали и друг друга, они гребли, что-то кричали, такие же дикие, неуправляемые, как эта вода. Наверное, ради этих мгновений и было все задумано, именно ради этих опасных секунд полета, когда все стихийно и случайно, кроме тебя, а ты вместе со стихией и против нее, и все твои силы и чувства наружу.

Наверное, они кричали и падали, наверное, в глазах были восторг и страх, конечно же, было страшно! Они летели, как по гладкому льду, вниз, поверх пены, бревен и скал, на крутых и косых струях воды, казавшихся теперь упругими, как стальные пруты. Дважды их перехлестнули, словно прошили насквозь, стоячие волны, но заметить уже ничего нельзя было, все неслось, все кипело и рушилось.

Потом в какие-то мгновения плот перелетел через камни, Женя вдруг оказалась на камне, схваченная сильной рукой Юрочки Николаевича. Она видела, как плот, разломанный пополам, лег на другой камень, а на нем от конца к концу перебегал Генка. Потом Генка перебрался к ним, тоже напуганный и смеющийся. И Женя улыбалась, выжимая из волос воду и замечая, что руки у нее дрожат.

Часа через три пролетел над ними вертолет. Ему помахали белой рубашкой. Потом появился катер. Он заплыл сверху, не доходя метров ста до камней, и бросил веревку. На палубе стоял милиционер. Их вытащили на палубу, завернули в одеяла, дали горячего чаю из термоса. Потом отвезли на берег, в отделение милиции.

Капитан, заполняя протокол, сказал:

— Как штрафанем вас на тридцатку, так узнаете.

— Что вы, сами не плаваете, что ли? — спросил Генка.

— Мы плаваем. Но мы не тонем.

— Мы тоже не тонем.

— У нас никто не тонет,— сказал уверенно капитан.— Мы за это премию получаем, если никто не утонет.

Приехал вызванный по телефону председатель постройкома Лялин. Энергичный, еще молодой мужчина, голубоглазый, с пролысиной на голове.

Он как вошел, спросил: «Те самые?»

Ему ответил капитан, вставая:

— Так точно. Все трое с Ярскгэсстроя, один рабочий, два инженера.

Тут Лялин увидел Генку Мухина, спросил, искренне удивившись:

— Геннадий Петрович, вот сюрприз! Я думал, огольцы какие по незнанию полезли на порог... Мало вам острых ощущений, решили до конца испытать судьбу?

Лялин говорил и смотрел все время на Мухина. Нужно было что-то отвечать, и Генка, смущаясь, сказал:

— Для разнообразия.

— Ну и как? — серьезно поинтересовался Лялин, теперь поглядев на Женю и Юрочку Николаевича, видимо соображая, встречал ли он когда-нибудь их или нет.

— Ничего,— сказал Генка.— Если не верите, попробуйте.

Все засмеялись, даже капитан. Лялин быстро ответил:

— Да не хочу. Мне, Геннадий Петрович, и вас хватает, чтобы круги перед глазами пошли. Вот вы,— он повернулся к Жене,—инженер? Энергию некуда девать?

— Некуда,— ответила Женя.

Лялин замолчал, соображая и оглядывая ее.

— Где работаете?

— В техотделе.

— Не нравится? — спросил он.

Женя молчала, и он добавил:

— В котлован хотите?

— Она наш институт кончала,— сказал Мухин и многозначительно посмотрел на Женю. Мол, не молчи же ты, просись скорее в котлован, когда такой еще случай подвернется!

— Она в Иркутске на ГЭС практику отрабатывала,— добавил Мухин.

Лялин сказал Юрочке Николаевичу:

— Вашу лодочную станцию я пока прикрываю. Чтобы время было подумать на досуге о маршрутах, так сказать. А вы (это он Жене) напишите заявление и приходите ко мне.

Не попрощавшись, он вышел, сел в машину и уехал.

В котлован Женю не отпустили. Начальник техотдела Николай Николаевич вызвал ее в кабинет и отчитал.

— Каждая девчонка,— говорил он,— норовит за твоей спиной договориться и уйти. Вас учили не для того, чтобы вы искали себе теплые местечки (это котлован-то теплое местечко!), вы обязаны трудиться там, где это в данном случае полезно стройке, а не вам.

Женя молча смотрела ему в лицо. Он был добрый и терпеливый человек, в очках, с ровненьким пробором. Он всю жизнь просидел в техотделах и по привычке носил нарукавники, хотя теперь не чертил и не писал, а вроде бы приказывал.

Женя вспомнила, что в технических справочниках, которые время от времени брала у него, она находила засушенные цветы. А однажды полезла к нему в стол и увидела целый гербарий, собранный им. Она подумала: «Бедный Ник Ник, он, наверное, всю жизнь любил цветы и только для цветов держал техническую литературу».

— Все зависит от вас,— сказал он, видя, что Женя не уходит. — Старайтесь, проявляйте инициативу. Я вас никуда не отпускаю.