Голубка

– Ну, ну, детка, успокойся. Прошлого не вернешь. Мать сама вся извелась, знает, что виновата. Может, ее уж и в живых-то нет, дочки твоей. Зато вот ребеночек будет, о нем думать надо.

– Она жива, папа.

– Ну, жива, жива. Ладно. Может, у хороших людей живет. А ты лучше…

– Она жива папа, и ты с ней только что познакомился.

Генерал замер, а Татьяна Ивановна прикрыла рот рукой.

– Что ты сказала, дочка?

Калерия освободилась из объятий отца, поднялась.

– А то. Вы только что познакомились с моей дочерью и вашей внучкой Ириной. Как она вам?

– Лера, что ты говоришь? – насупился генерал. – Мать-то пожалей. Извелась вся.

– Пожалеть? – быстро развернулась Калерия. – Я пожалеть должна? А меня кто пожалел? Мою крошку кто пожалел восемнадцать лет назад? А если бы я случайно… Если бы жизнь сама меня с ней не свела, я бы так и не узнала никогда!

– Но почему ты уверена, что это именно она? – допытывался генерал.

– Она похожа, Петя! – вставила Татьяна Ивановна. – На меня молодую похожа, ты не обратил внимания?

– Да молчи ты, Таня!

– Папа, это моя дочь! – горячо воскликнула Калерия, не желая слушать возражений. Она была как натянутая струна. – Но что я скажу ей в свое оправдание? Захочет ли она теперь видеть меня? Зная, что все эти годы у нее могли быть мать, любящая семья, дом… Простит ли она?!

…Когда они пришли, близнецы только заканчивали обедать и сидели за столом с перепачканными мордашками.

– Ну, солдаты, налетай на подарки! – скомандовал генерал и установил на полу большую коробку. В коробке находилось то, что удалось найти в местном военторге, – большой синий грузовик, красная пожарная машина, танк и пароход. Там же, поверх боевой техники, громоздилось несколько резиновых мячиков и мишек. Близнецы кинулись к игрушкам.

Калерия протянула хозяйке сумку:

– Вот здесь кое-что к чаю.

Ирина радостно засуетилась, не замечая некоторого напряжения среди своих гостей. У нее гости! Все как она хотела!

– Я так счастлива, что вы пришли! – щебетала она, подливая чай своим гостям. – Я, когда в детском доме жила, всегда мечтала, что вот я вырасту и у меня будет свой дом и круглый стол со скатертью. И гости будут приходить. И вот – сбылось!

– У тебя красивая скатерть, – похвалила Татьяна Петровна. – А кто ее вышивал?

– Я вышивала, – охотно пояснила Ирина. – Сама. У меня всегда было такое представление, что в хорошем доме кругом должны быть вышивки.

– Откуда же такой вывод? – поинтересовался генерал. – Вот моя супруга, например, всю квартиру обвязала. Салфетки, салфеточки…

Девушка помолчала, решая в уме, можно ли быть достаточно откровенной с этими людьми. Но ведь они родители Калерии Петровны!

– В моих вещах, в Доме ребенка, сохранились вышивки. Нянечка рассказывала мне, что все мое было вышито – и пеленки, и чепчики – все. Нянечка называла меня королевной. Вот я и решила, что обязательно научусь вышивать и тоже все вышью своим детям. Раз моя мама вышивала, то и я тоже буду.

– Ира, покажи нам платочки. Те, что я у тебя видела, – попросила Калерия.

Татьяна Петровна в волнении теребила край скатерти.

Ирина принесла платочки.

Только теперь до нее докатилось то напряжение, что царило за столом.

Генерал ничего особенного в старых вышивках не увидел, но все же с тревогой следил за дочерью и женой, которые склонились над этими платочками.

– Мне сказали, что их вышивала моя мать.

Татьяна Ивановна прерывисто вздохнула и остановила свой взгляд на Ирине.

– Это я вышивала, – тихо возразила Калерия.

Ирина непонимающе смотрела на нее.

– Это я вышивала в Семеновке, под Курском, когда ждала своего ребенка.

– Но почему же тогда… – начала Ирина, но осеклась. Уставилась на Калерию в немом оцепенении.

Та, в свою очередь, не спускала глаз с нее. Генерал переводил взгляд с одной женщины на другую.

– Ты в Курске родилась? – спросил он.

Ирина механически кивнула. Было видно, что она не в состоянии произнести хоть слово.

Она отошла от стола и постояла над детьми. Все остальные с тревогой наблюдали за ней.

Татьяна Ивановна плакала, не вытирая слез.

Ирина молча вышла из комнаты и скрылась на кухне.

– Ну что же вы теперь молчите? – прошептала Калерия в отчаянии. – Сделайте же что-нибудь!

– Лера, девочке нужно время, – начал отец.

– Она не простит, не простит, – твердила Татьяна Ивановна.

Калерия подошла к закрытой двери кухни.

– Ира! Мне сказали, что ты умерла. Я всегда думала, что моя дочь умерла! Я не знала!

Татьяна Ивановна подошла и встала рядом.

– Детка, твоя мама не виновата, – говорила она в закрытую дверь. – Это только я виновата. Это я сделала! Прости меня…

– Оставьте ее в покое! – сказал генерал. – Дайте ей время. Сейчас мы должны уйти. Собирайтесь.

Женщины послушно засеменили к выходу. Никто из них не знал, что нужно делать и что говорить. Хорошо, что рядом оказался сильный мужчина, которого они привыкли слушать. И Калерия, и Татьяна Ивановна послушно вышли из квартиры.

Генерал приоткрыл дверь кухни и увидел Ирину. Она стояла, прислонившись лбом к стеклу.

– Дочка, мы… мы будем ждать. Мы все надеемся, что ты простишь нас и будешь с нами.