Голубое и розовое

Александра Бруштейн Голубое и розовое

Пьеса в четырех действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Елизавета Александровна Сивова (Сивка) — начальница гимназии.

Жозефина Игнатьевна Воронец (Ворона) — инспектриса.

Софья Васильевна Борейша (Мопся) — классная дама.

Лидия Дмитриевна — учительница танцев.

Попечитель учебного округа.

Ученицы четвертого класса, девочки лет 13–14:

Женя Шаврова

Блюма Шапиро

Катя Аверкиева

Зина Звягина

Маруся Горбацевич

Рая Мусаева

Ярошенко

Певцова

Фохт

Ученицы выпускного класса:

Аля Шеремет

Тоня Хныкина

Грищук — гимназический сторож.

Шапиро — отец Блюмы, ремесленник.

Ионя — его сын, наборщик.

Янка — товарищ Иони.

Куксес — маляр.

Иван Павлович.

Городовой.

Лица без слов:

Священник

Таперша

1-й гимназист.

2-й гимназист.

Действие происходит в 1905 году, в провинциальной гимназии с пансионом.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Видна часть актового зала. В глубине — дверь в домовую гимназическую церковь. В простенке между двумя окнами старинного сводчатого зала — царский портрет. Царь Николай II, в гусарской форме, с ментиком за плечами, смотрит из тяжелой золотой рамы на очень маленькую девочку, примостившуюся на окне, в углу подоконника. Это Блюма Шапиро. На ней форменное коричневое платье, черный фартук и беленький, очень опрятный воротничок. Под воротничком, у горла, — зеленый бант, указывающий на принадлежность Блюмы к четвертому классу.

Блюма (подняв глаза к потолку, негромко повторяет, кивая в такт словам головой в упрямых кудрявых прядях, выбивающихся из-под круглой гребенки). «Алкивиад был богат и знатен… В молодости он вел разгульную жизнь и отличался необыкновенным тщеславием… Так, чтобы обратить на себя внимание сограждан, он не задумался отрубить хвост своей собаке драгоценной породы…»

Вбежала Рая, осмотрелась, подошла к портрету царя и, зажмурившись, швырнула сложенную записку. Записка взлетела вверх и исчезла за портретом.

Рая. Попала!.. (Радостно захлопала в ладоши.) Попала! Попала!

Блюма. Что вы делаете?

Рая. Ах да, ты не знаешь… У нас, понимаешь, у каждой — свой царь. Тот — Катин. У Ярошенко — тот, с бачками, Александр Второй, что ли. Мой самый дивный, правда?

Блюма. А зачем вы бумажку бросили?

Рая. Я ему каждый день что-нибудь пишу.

Блюма. О чем?

Рая. Так, разное. Ну, например: «Дорогой царь, пожалуйста, пускай меня не спрашивают из географии: я вчера не успела приготовить урока». Если записка сразу за портрет попадет — видала, моя как попала? — ну, значит, все хорошо: не спросят…

Входит Зина.

Зина (подходит к ним). Нет, а я вот если урока не знаю, так я по-другому.

Рая. А как?

Зина (негромко, задушевно). Я богородице молюсь. Встану там, у самой двери в церковь, и молюсь.

Рая. Такой и молитвы нету!

Зина. У меня придумана.

Рая. А ну, скажи.

Зина. Нельзя молитвы зря говорить — грех.

Блюма (продолжая учить урок). «Алкивиад был богат и знатен… В молодости он вел разгульную жизнь и отличался необыкновенным…»

Рая. А правда мой царь — дусенька, дусенька, дусенька? (Сопровождает каждое слово воздушным поцелуем.) Видали, какие у него глаза? Куда ни пойдешь — он смотрит. Видите?

Зина. Ну, пойдем, Рая, пойдем.

Обе убегают.

Блюма (смотрит на портрет; убедилась в том, что он действительно «смотрит», и повернулась так, чтобы не видеть). «… Чтобы обратить на себя внимание сограждан, Алкивиад..»

Входит Женя.