Голубое марево

Город, описанный в романе, узнать нетрудно. Это Алма-Ата, но Алма-Ата для читателя, привыкшего к описаниям зеленого знойного города, необычная — зимняя. Автор умеет передать своеобразную красоту оцепеневших деревьев, заснеженных аллей и скверов, снегопада в городе в коротких и выразительных пейзажах: «Тропка впереди совсем исчезла. Снег на тротуаре лежал сплошным настилом, а вверху с обеих сторон сплетались дубовые ветви. Они двигались внутри светлого туннеля».

Действие романа начинается в октябре-ноябре, а кончается в мае. Но и последний пейзаж в книге — не весенний. Это картина внезапно, хотя и ненадолго, вернувшейся зимы.

«Снег засыпал крыши домов, тротуары, выбелил нити проводов над улицей. Снег лежал густыми хлопьями на зеленой, едва распустившейся листве, пригибая к земле отяжелевшие ветки. В прозрачном и звонком от мороза воздухе особенно резко проступали контуры гор. Казалось, их вершины приблизились, нависли над городом.

Сухо похрустывающий под ногами, весь в холодных голубых отливах, снег покрыл весеннюю землю, согретую солнцем, разбуженную, зазеленевшую первой нежной травой…

Недолго держались заморозки, но когда они отступили, яблони в садах стояли осиротелые, голые».

«Голубое марево» не только городской, но и «зимний» роман. Сумрачный колорит декабрьских алма-атинских туманов неотделим от сюжета произведения, он ощутим в авторской интонации повествования. Можно сказать, что «Голубое марево» — это роман о потерях. Тех потерях, что неизбежны во время становления и возмужания характера, потерях, которые выковывают его твердость. Но менее горькими они от этого не становятся.

Это тоже произведение об экзамене — экзамене чувств, экзамене характера.

Было бы чересчур прямолинейно сказать: суть романа в том, что перед двадцатидвухлетним аспирантом, талантливым филологом Едиге Жанибековым впервые раскрывается противоречивая, порой драматическая, порой трагикомическая сложность окружающего мира. Нет, Едиге умный парень, как-никак пять лет до аспирантуры он прожил в студенческом общежитии, глаз на происходящее вокруг не закрывал, в молочные реки и кисельные берега, якобы расположенные невдалеке, не верил. Правда, материальных трудностей Едиге не испытывал никогда. В простеньком казенном шкафу его аспирантской комнаты в университетском общежитии висит восемь хороших костюмов. Ему не приходится с нетерпением ждать дня стипендии, поскольку у него есть обеспеченные родители и еще «три-четыре семьи», которые любят его, «как родного сына». Однако Едиге вовсе не является исключением в своей среде, хотя, конечно, у них в общежитии немало аспирантов, вынужденных между стипендиями занимать рублевки у своих более удачливых в смысле родственников коллег.

Но одно дело — со стороны наблюдать шершавость жизни, а другое — испытывать ее на своих боках. Едиге сталкивается с этой шершавостью. Жестко и больно. И… брезгливо отступает, очень гордясь в душе своей порядочностью и своим умом. И отсюда приходит потом полынная горечь потерь.

С точки зрения юношеского максимализма аспиранту Едиге Жанибекову вроде бы есть чем гордиться. Он отступает не из-за отсутствия храбрости, нет, в стычках с противниками он смел, дерзок, язвителен. Когда невежественный, бездарный и бесчестный доцент Бакен Танибергенов поучает его: «Уважение к наставникам, приличия, благовоспитанность — где они? Порога не перешагнув, рветесь к столу, на почетное место. Мы в свое время каждое словечко старших ловили, на заботу добром старались ответить. И хуже от этого не сделались, а?.. Многое, многое вы пока не поняли, да…» Едиге резко бросает ему в ответ: «Ничего, вы нас еще всему научите…» Зная, что Бакен стерпит любую обиду, если почует какую-то возможность выдвинуться, прославиться, Едиге издевательски рассказывает ему о своем «открытии» — якобы найденной им в горах Заилийского Алатау надписи на камне, — и доцент, увлеченный идеей присвоить открытие наивного, неопытного аспиранта или хотя бы примазаться к этому открытию, слушает развесив уши.

Едиге возмущают податливость, бесхребетность его товарища по аспирантской комнате, бессребреника, бедняка и неудачника, математика Кенжека, ошеломившего однажды своего соседа таким «радостным» признанием: «Сегодня поставлена последняя точка в докторской диссертации моего руководителя. Теперь наконец я освободился. Теперь-то, дружище Едиге, и я приступлю к сбору материала для кандидатской». На возмущение товарища Кенжек робко возражает: «Никто меня не заставлял. Я мог бы и не согласиться… Но такой хороший, просто замечательный человек… и так упрашивал, хотя ведь старше меня намного… Ну, разве тут откажешь?..» Но Едиге не принимает никаких объяснений, он видит беспринципность любого компромисса в подобной ситуации, и, разумеется, он прав.