Голубое платье

обрадовался и расстроился. Ему не хотелось расставаться с девушкой в голубом платье в мелких букетиках, но при этом он чувствовал, что ему надо все осмыслить, собрать в кучку.

Дверь захлопнулась, Ленька уселся на диван и уставился взглядом туда, где только что все пространство занимало голубое платье в маленьких букетиках.

Он начал думать о Любаше, потом о себе, потом об обоих вместе. В этих мыслях все подробности их бытия плавно растворились, пропала разница в возрасте. А сам Ленька теперь в своих мыслях стал больше походить на любимых героев из прочитанных книг, нежели на себя. В голове теперь все кружилось, и одна картина сменяла другую. Оторвал его от этого прекрасного мира папа, вернувшийся с работы.

К ужину тетка и ее племянница вернулись, обвешенные покупками.

Последние дни прошли для Леньки в каком-то другом, новом для него мире. Присутствие Любаши наполняли его свежим воздухом. Он теперь ловил каждое слово, произнесенной ею, ему теперь нравилось в ней все, от слегка торчащих ушей до каждого жеста и звука. И в него самого постоянно вселялся какой-нибудь из его любимых героев книг. И он начинал вдруг все воспринимать, как этот герой. Вот только присутствие мамы, такой активной и возбужденной, ему конечно мешало. Ему очень хотелось, чтобы она устала и решила передохнуть и остаться дома.

Часы вслед за минутами отсчитывали свое время. Наступил последний день перед отъездом. На следующий день, рано утром самолет унесет голубое платьеце в маленьких букетиках в далекий Львов. Ленька решил во что бы то ни стало урвать свой глоточек счастья. Утром, пока мама еще не оправилась от первого пробуждения, Ленька начал поджидать появление Любаши. И дождался! Люба появилась в общей комнате уже умытая и одетая опять в то заветное платье с веселой и задорной улыбкой. И они оба, не сговариваясь, предложили сходить еще до завтрака за мороженым. Ленька чуть не подпрыгнул от радости. Уже через несколько минут они бодро шагали вместе по знакомой теперь и для Любаши тенистой улице. А потом назад, с наслаждением нализывая свое мороженое и рассуждая обо всем на свете. И Леньке было так легко и приятно шагать бок о бок с девушкой-девчонкой и чувствовать себя таким равным и взрослым! Он теперь совершенно спокойно смотрел ей прямо в ее бездонные глаза, прислушивался к ее неповторимым интонациям. А какое наслаждение испытывал он, когда ветер начинал рисовать по его лицу Любашиными волосами замысловатые линии.

Остаток дня прошел уже под предводительством Киры Яковлевны. Вечером за торжественный прощальный ужин уселись пораньше, на следующий день надо было очень рано вставать. В связи с этим обстоятельством даже Степан Матвеевич пришел раньше с работы. За ужином шла оживленная беседа, даже Ленька не выглядел отщепенцем. А самое главное было то, что он теперь легко и с удовольствием следил за мимикой и жестами Любаши. Любовь тоже была активна в беседах, но, как показалось Лене, была веселее и радостнее всех. Почему? Подумать об этом он оставил на потом, а пока наслаждался моментом.

Провожать ехал только Степан Матвеевич, он отвозил гостью на своей служебной машине, а потом должен был сразу ехать в министерство. Итак, ранний утренний ветерок унес голубое платье в мелких букетиках в другие края, в совсем другую жизнь, оставив только воспоминание и впечатление. А семейство осталось здесь, в Москве, и каждый член семьи испытывал разные, разумеется, чувства. Кира Яковлевна конечно устала, к концу срока она выдохлась, Степан Матвеевич практически ничего и не заметил, его плотный график совершенно не оставлял времени и места для впечатлений, но оба они были довольны своим «актом доброй воли», да и вежливая, вся в милых для Киры Яковлевны оборочках девочка им тоже очень понравилась. Хорошо одетые и благовоспитанные дети — это требование было одним из главных.

Вот только с Ленькой было все иначе. Он и страдал и летал от нахлынувших чувств. Он теперь уже совершенно не воспринимал себя домоседом Лёнечкой, он был Ленькой, ему скоро четырнадцать! И самое главное, он не боится этих девчонок, они очень даже ничего, есть о чем поговорить. Правда, в его воспоминаниях еще присутствовала грусть. Он боялся теперь потерять это тихое, маленькое и очень теплое чувство, название которому он не решался дать. И еще он не мог забыть болезненный укол там, где-то внутри за ребрами, когда при прощании увидел спокойные и опять радостные глаза девушки в том незабываемом теперь голубом платье в мелких букетиках. Да, он слышал за столом во время ужина, что она соскучилась по дому, родным и друзьям, и что с нетерпением ждет перемены в своей новой, университетской жизни. Но тогда Ленька решил, что говорит она это для его родителей только, чтобы показаться очень положительной. Но утром перед отъездом глаза Любаши уже были там, во Львове.

А потом пришел сентябрь. В школу уже шел не Лёнечка, заласканный мамой Кирой, шел туда резко возмужавший Ленька с приятной отметиной в душе…