Голубое сало

– Если это землеёбы, – заговорил Берия, – значит, у них у всех такие фаллосы. Вероятно, это неслучайно.

– Ты хочешь сказать, фаллосы большие оттого, что они совокупляются с землей? – спросил Сталин.

– Именно.

– А с женщинами они уж не живут?

– С такими размерами… абсолютно исключено… Такая елда в корову не влезет, – зевнул Берия и посмотрел на часы.

– Да… – задумчиво качнул головой Сталин. – Как же они любят родную землю. А может, у них все-таки есть женщины с огромным влагалищем?

– В первом послании они писали, что в их общине нет ни одной женщины.

– Вот как… – Сталин обошел поддон вокруг, рассматривая замороженного. – Громадный детина. Какие ножищи… Сколько в нем росту?

– На глаз… минимум два двадцать, – заключил Берия.

– Тот в 37-м был рогатый. Этот с яйцами по два пуда… неужели такое будущее ждет нашу страну? – Сталин брезгливо потрогал лысину великана.

– Надо посмотреть, что в чемоданчике. – Берия кивнул охранникам. – Вынимайте. Только осторожно.

Охранники стали топором выковыривать изо льда чемоданчик. Когда его вытянули, Сталин подошел к столу с остатками трапезы, схватил край скатерти и резко потянул. Все съехало со стола, с шумом попадало на пол. Пенсне, соскочившее с носа свиньи, покатилось к стене; охранник подхватил его.

Берия положил чемоданчик на стол.

– Может, минеров вызвать? – спросил Сталин.

– Я не чувствую подвоха во всей этой истории. – Берия жестом пригласил Сталина открыть чемоданчик. – Ты глава государства.

Сталин, помедлив малость, подошел и осторожно открыл чемоданчик. Сдержанный голубой свет поплыл из него, осветив лицо вождя. Сталин и Берия разглядывали содержимое – двенадцать кусков голубого сала, залитых сахаром.

– Товарищи ученые, подойдите сюда, – пригласил Сталин.

Физик и микробиолог подошли.

– Что это? – спросил Сталин.

– Трудно сразу сказать, товарищ Сталин, – ответил микробиолог.

– Нужен подробный анализ, – нахмурился физик.

– Вы свободны, – произнес Сталин, не отрываясь глядя в чемоданчик.

Ученые вышли.

– Это типа фосфора что-то. – Берия потрогал затвердевший сахар, покрывающий голубое сало. – Необычный свет, правда?

– Очень. – Сталин пристально смотрел.

– Я возьму, а утром отдадим на исследование.

– Погоди, – произнес Сталин.

– Что? – не понял Берия.

– Пусть у меня побудет. Пока.

– Но… надо же выяснить, что это такое?

– Выясним еще десять раз. Мне… как-то хорошо от этого света.

Берия молча посмотрел на озаренное голубым лицо вождя.

– Ты хочешь… – начал было он.

– Да, да, – перебил его Сталин. – Я хочу это взять с собой.

– Хорошо, – кивнул Берия. – Давай коньяку выпьем?

– Я спать поеду. – Сталин закрыл чемоданчик, взял его за ручку. – Холодный еще.

– Что?

– Я говорю, холодный саквояж. Не нагрелся еще, – сказал Сталин, глядя в глаза Берии.

– Why not? – устало улыбнулся Берия.

– С добрым утром, Лаврентий. – Сталин повернулся и пошел с чемоданчиком в руке. – Машину!

Охранник скрылся в невысокой арочной двери.

Берия бросил недокуренную папиросу на пол и наступил красивым английским ботинком.

Когда серебристо-черный сталинский “роллс-ройс” в сопровождении двух “ЗИМов” охраны выехал из Спасских ворот, толстая женщина в лохмотьях кинулась наперерез кортежу с диким криком. В руках охранников появилось оружие.

– Не стрелять! – приказал Сталин. – Это ААА. Останови.

Кортеж остановился.

– Раздави! Растопчи! Кишки мои на шины намотай! Кровищу мою гнилую в радиатор залей! Ровней понесет тебя конь твой стальной! – вопила толстуха, падая на колени.

Широкое, круглое, с перебитым носом лицо ее было плоским, маленькие глазки сияли безумием; из-под бесформенных мокрых губ торчали мелкие гнилые зубы; невероятные лохмотья висели на приземистом, уродливо расширяющемся книзу теле; седые грязные волосы выбивались из-под рваного шерстяного платка; босые ноги были черны от грязи.

Сталин вышел из машины с сигарой в зубах.

Завидя его, ААА испустила протяжный хриплый крик и ударила своим круглым лицом о мерзлую брусчатку Красной площади.

– Здравствуй, ААА, – проговорил Сталин, ежась на промозглом мартовском ветру.

– Здравствуй, отец родной! Здравствуй, свет невечерний! Здравствуй, спаситель наш! – запричитала ААА.

Охранник набросил на плечи Сталину длинное пальто темно-зеленого кашемира.

– Что ж ты под колеса кидаешься? – спросил Сталин.

– Ради всех мозгов! Ради всех кусков! Раздави, раздави, раздави!

– За что ж мне тебя давить?

– За все, что было, за все, что есть, да за все, что будет, отец родной!

– Что ж ты за наградой не идешь? Твой орден у Молотова в столе давно лежит. Или брезгуешь заботой нашей?

– Разорви пизду мне сопливую стальными крюками, запри губищи мои стальными замками, посади на кол медный, заставь жрать порошок вредный, жги меня углями, бей батогами, запусти пчел в носовую полость, сошли в Чертову волость, за сисяры потныя подвесь, с кислым тестом замесь, наголо обрей, белены рюмку налей, вервием задуши, на плахе топором обтеши, в смоле свари, а рублем не дари!

Сталин усмехнулся:

– Кого же одаривать, коли не тебя?

– Достойных у тебя хоть жопой ешь, отец родной! Я под себя срать и ссать не перестану! Не на тех дрожжах подымалась!