Голубой ангел

Домработница не была редкостью в квартирах совслужащих – даже в коммуналках. Наличие Агаши в судьбе одинокою контрразведчика вряд ли удивляло читателя. В те времена даже у руководителей среднего звена, у инженеров, был ненормированный рабочий день, чреватый ночными вызовами к начальству. Трудились с перенапряжени­ем. Чтобы выжить в таком режиме, необходим домашний помощник «без претензий». Выходцы из бедных деревень, новички в большом городе, соглашались на любую домашнюю работу за пустячное жалованье. Они становились членами семей, спали в специальных закутках, обедали вместе с хозяевами. Хозяева не должны были вести себя чванливо с домашней обслугой. Нэпманские замашки были не в чести: «У нас каждый труд почетен». У майора Пронина, конечно, служила домоправительница, многократно проверенная компетентными людьми. Хлопотунье Агаше можно было доверять.

Овалов удачно сервировал один из наиболее выигрышных сюжетов: маэстро болен и потому не может принять участие в расследовании, не поддаваясь ни на какие уговоры. Больным мы встречаем Пронина уже в прологе и эпилоге – при общении с Оваловым. Там Железнов начинает рассказывать Овалову о тайне патефона «His Masters Voice» – и выясняется, что болезнь не отпускала майора Пронина на протяжении всего расследования. «Пневмония катархалис», как торжественно выражаются врачи… Но для великих сыщиков пневмония, как и любое иное недомогание – это только тренировка артистизма. Таков был отшельник с Бейкер-стрит в рассказе «Шерлок Холмс при смерти», таков и майор Пронин в своей московской отдельной квартире на Кузнецком.

В рассказах, которые автор вел и от своего имени, и от имени самого майора Пронина, характер героя раскрывался беглыми мазками – в выверенных действиях и лаконичных репликах. Жанр повести позволил Льву Овалову побольше рассказать о своем любимом герое. И это несмотря на то, что, как и Холмс в «Собаке Баскервилей», значительную часть расследования Пронин перепоручает Виктору Железнову. Железное вырос в заметного чекиста, но ему не хватает «холодной головы». Вообще Железнов-офицер уступает себе-мальчишке из рассказов о майоре Пронине. Он миновал период «юношеской гениальности», когда – начиная со «Стакана воды» – Железное при Пронине превращается в Гастингса при Пуаро. Своей наивностью он оттеняет гений майора контрразведки. А ведь в первых рассказах совсем еще отрок Железное всякий раз выручал Пронина, был прозорлив и точен в прогнозах. И это несмотря на то, что, как и положено чекисту, Железное неустанно расширяет свой кругозор, изучает иностранные языки, пишет стихи и, наверное, по совету Пронина, «решает логарифмы». Добавим, что в «Медной пуговице», наконец, сполна проявляются лучшие качества Виктора Железнова – отважного разведчика в тылу врага.

Легкий жанр с трудом прививался на российской почве. Слово-то какое-то нерусское – «детектив». Наши слова – «сыщик», «разведчик», «следователь»… Уже после Победы было найдено спасительное словосочетание – «военные приключения». Такой жанр позволял сочетать документальность и вымысел, элементы фантастики и классического детектива. А главное – сочетать назидательность в патриотическом духе с острым, занимательным сюжетом. Пожалуй, идеологизация мирового детектива началась именно с советской приключенческой литературы. Это сейчас трудно представить себе американский боевик без идеи торжества гуманного, цивилизованного и политкорректного общества. Шерлок Холмс, оставаясь верным подданным ее величества королевы Виктории, все-таки был вне политики, вне идеологических баталий. Этого уже не скажешь о Джеймсе Бонде, о Рембо, и тем более об американских героях девяностых и следующих годов. Кажется, над советской Атлантидой сомкнулись воды холодной войны – но многие эстетические и идейные начала, открытые Октябрем, и поныне оказывают воздействие на мировую историю. Это и лозунги борьбы за мир, и идеи интернационализма, и половое равноправие, и даже антиклерикальные идеи. Пресловутая доктрина политкорректности вообще, при полном освещении, может показаться аппликацией из речей Михаила Андреевича Суслова.

3