Читаем Голубой ангел полностью

– Ах, – кокетливо говорит Бентам, – прошу вас, хоть об этом не рассказывайте!

Дейв улыбается.

– Марджори нашла очень элегантный выход из положения, приготовила нечто вроде картофельной запеканки – так готовят настоящие английские нянюшки, у кого они есть… А затем подала роскошный десерт – просто сошедший со страниц Диккенса. – Дейв забыл упомянуть про «Мармайт»!

– Профессор Свенсон там был? – спрашивает Карл Финли. Лорен, Магде и ректору – половине комиссии – это известно.

– Тед был. С Шерри.

Молчание. Этого никто затрагивать не хочет.

– И как себя профессор Свенсон вел? – спрашивает Билл.

– Замечательно, – говорит Дейв. – Большую часть вечера – безукоризненно.

– Весь вечер? – подсказывает Лорен, которой отлично известно, что произошло. Но она не просто так интересуется – это должно быть занесено в протокол комиссии.

– Почти весь вечер. Было поздно, мы все устали, трудились целую неделю. И выпито было немало. – Дейв снова улыбается. – Любой из нас мог сорваться. Но случилось это с Тедом.

Дейв Стеррет настоящий боец! Он не хочет ничего дурного. Он изо всех сил старается ни в чем не обвинять Свенсона. Было поздно. Вино текло рекой. Но не важно, чего хочет Дейв. Кто знает, что у Бентама имеется на самого Дейва. Да хотя бы долгие годы его фривольного по­ведения.

– Все мы знаем, как происходят подобные вещи. – Ничего такого Лорен не знает. Она убеждена, что ее суперэго выдержало бы любые испытания.

– Что такого совершил профессор Свенсон, о чем вы считаете нужным сообщить комиссии? – спрашивает Амелия.

Свенсон роется в памяти. Ей-то он что сделал? В ее угольно-черных глазах блестят огоньки злобы – ну не потому же, что на нескольких уни­верситетских сборищах Свенсон никак не мог поддержать с ней беседу. Нет, Амелия просто выполняет свою работу, она – ревностная служи­тельница культа, которому посвятила жизнь.

– Странность в том… – говорит Дейв, – в свете дальнейших событий… что по иронии судьбы все неприятности начались с разговора о сексуальных домогательствах. Я это запомнил, так как позже… позже сказал Джейми, что поведение Теда было совершенно неадекватным, и я даже испугался, нет ли у самого Теда склонности к сексуальным домогательствам.

В Свенсоне клокочет неукротимая ярость: подумать только, Джейми с Дейвом обсуждали его склонности! Да и в целом он хотел бы поставить под сомнение правомочность обсуждения подобных инцидентов. Ужин происходил в свободное время. Давайте обсуждать то, что происходило на занятиях, на рабочем месте.

Дейв говорит:

– Мы обсуждали случаи на занятиях, так или иначе связанные с вопросами пола. Неловкие моменты. Двусмысленные ситуации. Все мы знаем, как сейчас обстоят с этим дела. – Члены комиссии кивают. Они знают. – И вдруг Тед начал употреблять в разговоре крайне сомнительные выражения…

– Какие именно? – уточняет Лорен. – Вы можете привести пример?

– Предпочел бы этого не делать, – говорит Дейв.

– Мы понимаем, – говорит Магда. Первая за все время реплика Магды – образец благожелательности: она помогает Дейву уйти от ненужных расспросов, хочет, чтобы этот эпизод поскорее закончился. Одна­ ко Свенсона настораживает употребленное ею «мы».

– Спасибо вам, Дейв, – говорит Лорен.

Комиссия согласно кивает. Да-да, спасибо, спасибо, спасибо. Бентам снова жмет Дейву руку, а Дейв, проходя мимо Свенсона, подмигивает ему и шепчет: «Удачи, старина!»

Все смотрят вслед поднимающемуся по лестнице Дейву. Как бы им хотелось тоже уйти! Громко хлопает дверь. Интересно, на лекциях всякий раз, когда кто-то уходит, тоже раздается такой грохот? Бентаму надо не со Свенсоном разбираться, а со строительным отделом.

– Кто следующий? – спрашивает у Лорен Бентам. Лорен заглядывает в записи.

– Бетти Хестер, – отвечает она.

Бетти спускается вниз, и ее широкая юбка раздувается колоколом. Какие крохотные у Бетти ножки! Почему Свенсон раньше этого не заме­чал? И он вдруг представляет себе Бетти коренастой девчушкой, отваж­но отправляющейся на пытку в балетный класс. Каждая клеточка тела Бетти мечтает о том, чтобы оказаться сейчас в родной библиотеке, а не здесь, под бдительным оком комиссии, следящей за ее спуском по лест­нице, на которой того и гляди оступишься. Бетти останавливается и по­жимает Свенсону руку. Черт, заметив слезы у нее на глазах, Свенсон сам готов расплакаться.

– Тед, – говорит она, – как ты?

Ему хочется уткнуться головой в ее необъятную грудь. За этот во­прос ему хочется ее растерзать.

– Отлично, – говорит он. Просто шикарно. Лучше не бывает. Бетти вдруг наклоняется к нему и шепчет:

– Мне очень жаль, что они все это устроили.

– Мне тоже, – говорит Свенсон. – Честно.

Бетти улыбается, вздыхает, спускается к столу, пожимает руку Бента­му и, не переставая улыбаться, садится на свободный стул. Да ладно те­бе! Вины Бетти в этом нет. У нее работа. На ней дети.

– Спасибо, что пришли, Бетти, – говорит Лорен. Бетти удрученно вздыхает.

– По-моему, все это стыд и срам, – говорит она.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза