Голубой ангел

– То есть можно сказать, что в тот день, когда профессор Свенсон предложил проводить вас до комнаты, вы собой не вполне владели?

– Именно так, – говорит Анджела.

О да! У нее едва хватило сил бросить его на кровать.

– А вы с профессором Свенсоном осуществили то… то, что, как вы полагали, вам придется сделать, чтобы он помог вам с книгой?

Анджела говорит, запинаясь:

– Я не уверена, что могу об этом рассказывать.

– Все-таки попытайтесь, – говорит Лорен. – Сделайте глубокий вдох.

Какое же это извращение: взрослая женщина, профессор универси­тета мучает девушку-студентку, заставляя ее описывать такой инцидент в присутствии не только комиссии, но и собственных родителей. Да Свен­сон мог бы трахнуться с Анджелой на алтаре часовни Основателей, что было бы пристойнее, чем эта дикая оргия. Однако ему не следует забы­вать, что Анджела сама все начала. Анджела выбрала такой путь.

– Ну, мы занимались сексом. Собственно, мы только начали. А потом с профессором Свенсоном случилась… неприятность.

– Неприятность? – Неужели комиссии это неизвестно? Кто-то шелестит своими записями.

– У него вроде как зуб сломался.

Все разворачиваются к Свенсону, который как раз трогает сломан­ный зуб языком. Они видят, как вздувается вдруг его щека. Его собствен­ные рефлексы свидетельствуют против него.

– И? – говорит Лорен.

– На этом все закончилось, – отвечает Анджела.

– А что вы почувствовали? – спрашивает Лорен.

– Облегчение, – отвечает Анджела, и то же чувство испытывают все присутствующие. Интересно, каково сейчас родителям Анджелы? Что они думают про Свенсона? – Моей вины в этом не было. Я свою часть договора выполнила.

– А профессор Свенсон сдержал слово? Он отвез ваш роман своему издателю?

– Да. То есть, наверное, да.

– А как вы об этом узнали?

– Он мне сам сказал. Но солгал.

– И как же он солгал? – спрашивает Лорен.

– Он сказал, что отдал его издателю.

– А на самом деле?

Анджела замолкает. Возможно, они так и будут сидеть здесь до скон­чания века, наблюдать за тем, как она разыгрывает свою роль, делая вид, что впала в ступор. Но теперь, словно компенсируя самоустранение дочери, потихоньку выходят из ступора ее родители. Отца (отчима?) пе­редергивает – или это икота? Жена пытается его удержать, не хочет, чтобы он нарушал правила приличия, но он явно желает высказаться. Хриплым от волнения голосом он кричит:

– Ну скажи же им, дорогая! Новости-то хорошие!

Дочурка оборачивается к отцу, и Свенсон узнает прежнюю Анджелу. Она закрывает глаза, трясет головой. Сгинь, проклятый! Но, открыв глаза, к своему неудовольствию, обнаруживает его на прежнем месте.

– Анджела! – импровизирует Лорен. – Какие такие хорошие новости? – Хорошие новости в повестку дня не входят, здесь речь идет только о грехе и домогательствах.

– Понимаете, профессор Свенсон мне сказал, что не сумел уговорить издателя прочитать мою книгу, и я ему поверила. Это меня очень огорчило. Расстроило. После того, что мы… ну, понимаете… после всего этого… А потом, недели две назад, мне позвонил человек по имени Лен Карри, издатель профессора Свенсона. Он сказал, что нашел рукопись на стуле в ресторане, где они с профессором Свенсоном встречались, и прихватил с собой. Хотел отослать по почте, но в такси по дороге домой начал ее читать. Теперь он предлагает мне контракт, хочет опубликовать роман, когда он будет закончен.

Если бы это был настоящий зал суда, вернее, такой, какой показыва­ют в кино, он бы взорвался от удивления и восторга. Но ученые мужи – люди благовоспитанные и зажатые, они не свистят и не орут. И все же Свенсону кажется, будто от их мозгов исходит приглушенное жужжание. Неужели никто не догадывается? Девочка – патологическая лгунья. Придумала святочный рассказ про Лена Карри и ее роман… Члены ко­миссии не смеются. Лица у всех строгие и мрачные. Они не успели скрыть свою реакцию, их мучают зависть и обида. Им надо прийти в се­бя, и тогда они сумеют изобразить искреннюю радость за успех студент­ки их университета.

У Магды открыт рот, но она этого не замечает. Свенсон смотрит на нее и поспешно отводит взгляд. Такого их дружба не выдержит: Магда же просила его показать ее книгу Лену, он отказался, а вот рукопись Ан­джелы отвез. Нет, Магда от такого никогда не оправится: слишком уж много неприятных мелочей, и все одна к другой. Да нет, он себе льстит, Она все сумеет превозмочь. А вот дружбе их действительно конец. Вот он теряет еще одну драгоценную частичку жизни, которой никогда не дорожил как следовало бы: это была капля воды, которая понадобилась бы теперь, когда его колодец пересох. Только теперь он понимает, как любил, как любит Магду. Тогда почему же он уговаривал Лена Карри опубликовать книгу Анджелы?