Голубой болид

Используя валявшиеся на дне оврага обломки, Лукич и Окунев соорудили подобие лестницы, с помощью которой взобрались на крышу цилиндра. Спрыгнув внутрь, они бросились к распростертому ниц человеку и осторожно перевернули его на спину. Перед ними лежал профессор Антонов. Лицо его было бледным, безжизненным.

— Жив ли? — спросил Окунев Лукича, прощупывавшего пульс профессора.

— Пульс, правда, слабо, но, кажется, бьется.

— Попробуем искусственное дыхание? — посоветовал Окунев.

После ритмичных движений грудная клетка профессора стала сама медленно расширяться и сжиматься. Кожа на лице слегка порозовела.

— Коньячку бы! — сказал Лукич. — Дело скорее бы пошло!

— У меня есть! — сказал Окунев, отстегивая флягу.

Пары алкоголя, попав в легкие профессора, вызвали раздражение. Лицо Антонова слегка покраснело, и он кашлянул, Потом, тяжело вздохнув, — открыл глаза и, посмотрев на Лукича, сказал:

— Кажется, я терял сознание?

— Да, Михаил Алексеевич, но сейчас все это пройдет… Выпейте немного коньяку — вам будет лучше.

Тайна голубого болида

Пять дней профессор Антонов провел в постели. Галя, Остапенко и Лукич все время по очереди находились возле больного. Остальные не решались беспокоить его. Даже полковник Соколов, прибывший из Москвы по делу Антонова, еще не встречался с ним и проводил время в обществе Лукича и Окунева, с которыми часто выходил на катере в открытое море или сидел на плоском камне — месте похищения профессора.

Все эти дни участники экспедиции собирались по вечерам на веранде дачи «Синие скалы». Обсуждая события минувших дней, они высказывали друг другу самые различные версии похищения ученого и с нетерпением ждали, когда кто-нибудь придет из комнаты Антонова и расскажет о его здоровье.

И вот, наконец, долгожданный момент наступил. Сегодня профессор Антонов, опираясь на плечо Лукича, вышел на веранду. Тепло поздоровавшись с вставшими ему навстречу и пожав каждому из присутствующих руку, он опустился в кресло. Многое изменилось в облике этого ранее еще крепкого и жизнерадостного человека. Трехдневное заключение в ракете не прошло для него бесследно. В его шевелюре, спускавшейся до плеч, появилась новая прядь седых волос. В темно-русых усах и бородке стали заметны серебристые нити. Лицо осунулось. Нос заострился, а в светло-серых глазах появилась болезненная напряженность.

— Все вы, конечно, ждете, когда я расскажу вам о своих похождениях? — сказал Антонов, окидывая взглядом присутствующих. — Извините, что я не сделал этого раньше. Мои нервы да и весь организм за этот короткий промежуток времени подверглись большим испытаниям. Кроме того, мои похождения незаурядны, и для того, чтобы рассказать вам о них, потребовался тщательный анализ тех явлений, с которыми я встретился, и тех событий, которые мне пришлось пережить.

Сделав несколько глотков крепкого кофе и закурив, Антонов начал свой рассказ:

— После игры в преферанс я решил выйти к морю, чтобы освежиться перед сном. Спустившись к берегу, я сел на известный вам плоский камень. Было очень темно. С моря дул легкий свежий ветерок. Минут десять я любовался яркими созвездиями и под монотонный, убаюкивающий шум волн погрузился в думы… Мысли мои были заняты метеоритом, поглотившим все мое внимание в последнее время. Это меня так увлекло, что я не замечал уже ни освежающего дыхания ветерка, ни шума волн, ни звездного неба.

Каждому из вас, вероятно, знакомо такое состояние, когда, увлекшись чтением интересной книги, становишься нечувствительным к окружающей обстановке. Привычный шум будто бы не доходит до вашего слуха. Не замечаешь доносящихся с улицы автомобильных сигналов, шума моторов и даже ударов маятника стенных часов, висящих здесь же в комнате у вас над головой. Но стоит только оторваться от чтения, как все эти звуки внезапно наполняют слух, и вы испытываете то же, что и при пробуждении. Как более сильная боль способна заглушить слабую, так напряженная работа нашей центральной нервной системы парализует периферийные окончания органов чувств…

Из этого состояния полного самозабвения меня вывел посторонний шум. Что-то громоздкое поднималось из воды, окутанной ночным мраком. Меня обдало солеными брызгами. Не успел я понять, что происходит, как мокрая упругая масса охватила мое тело, стараясь гибкими щупальцами лишить меня движений. Я попытался освободиться, но сильный электрический ток, прошедший по моему телу, парализовал меня. Я почувствовал, что теряю сознание.

— А вы не знали, что все это было сделано Лучинским? — спросил Окунев.