Голубой бриллиант (Сборник)

- Спасибо, Игорек. Не исчезай и почаще позванивай. И

телефон сообщи мне.

Медленно тянулись дни. Я редко выходил из дома,

только в магазин за продуктами. Я все ждал известий от

Ларисы. Ююкин сообщил мне телефон бизнесмена по

фамилии Денисов. Но практически он не был мне нужен. Кому

звонить, зачем? Что я скажу своему сопернику? Друзья не

забывали меня, заходили, утешали в духе Ююкина. Но я

оставался при своем мнении: я по-прежнему, а быть может

еще сильней, любил Ларису. Я признавал свою вину перед

ней. Почему я позволил себе дать волю чувствам и не погасил

609

любовь в самом начале, а дал разгореться пламенем? На что

я надеялся, что я мог ей предложить? Я пытался мысленно

представить Ларису в объятии этого "торгаша", и сердце мое

сжималось от нестерпимой ревности. Иногда я подходил к ее

портрету работы Ююкина, висящему на стене в гостиной

рядом с моим, впивался в него печальным взглядом и вслух

говорил: "Родная моя девочка, как ты там? Довольна судьбой?

Тебя не обижают? Ну, и слава Богу".

И вдруг я заметил в ее миндальных глазах бездонную

тоску чего прежде не замечал. Что-то умоляющее было в ее

застывшем взгляде, что я не мог дольше смотреть и отвел

глаза. Мне хотелось крикнуть: "Ну что же ты молчишь,

любимая! Ну издай звонок, скажи хоть одно слово, только

одно. Я жажду слышать твой необычный голос, высокий и

густой".

Телефонные звонки были, странные звонки, безголосые.

Никто не отзывался на мое "Я слушаю". На другом конце клали

трубку. Так было и в первые недели после исчезновения

Ларисы, и через месяц, и через полгода. Я догадывался: это

она звонит. У меня не было на нее никакой обиды и претензий

к ней. Во всем я винил себя и свой мужской эгоизм.

Постепенно я свыкся с невозвратимой утратой. Начал

продолжать работу над книгой воспоминаний, посвященной

Ларисе и нашей Любви. Я по-прежнему люблю ее и буду

любить вечно, потому что она открыла в душе моей какой-то

новый с юности желанный мир, зажгла в нем огонь, который не

в силах потушить никаким пожарным.

Однажды, глядя на ее портрет, я как бы услышал ее

голос - просьбу: позвони мне. И я решился набрать номер

телефона господина Бориса Ильича. Ответил женский голос,

очевидно секретарша. Я спросил, как мне связаться с Ларисой

Малининой?

- Представьтесь, пожалуйста, - вежливо, но официально

попросила секретарша.

- Я ее знакомый.

- У вас, очевидно, есть имя и фамилия, - съязвила она.

Да, разумеется, есть. Егор Лукич Богородский.

- Будьте любезны, оставьте свой телефон. Я передам о

вас Ларисе Павловне.

- Она знает мой телефон.

- Хорошо. До свидания.

Прошел еще месяц после этого разговора. Лариса не

позвонила. У меня появлялась мысль позвонить в Тверь,

610

поговорить с Павлом Федоровичем. Но я отверг ее и уехал на

дачу, отпустив за полгода бороду и усы. У меня пропал аппетит

и я заметно похудел. И, как сказал Виталий Воронин, осунулся

и превратился в бомжа. Да, я перестал следить за собой. На

женщин не обращал внимания, в обществе не появлялся.

Даже к друзьям не заходил. Так продолжалось около года.

На меня нашла бессонница. В котором бы часу я не

ложился в постель, - в десять или в двенадцать, все равно я

не мог уснуть до трех - четырех часов. Я думал о ней, иногда

пытался избавиться от этих дум, но мне это не удавалось, они

атаковали меня со всех сторон, всплывали воспоминания

трогательными эпизодами. Помню, однажды она сказала мне,

что я открыл в ней женщину, что до меня она не знала радости

взаимоотношения полов. Засыпая, я жаждал увидеть ее во

сне. Но тщетно: мне снилась всякая несуразица, чертовщина,

но только не Лариса. Сон мой был не глубокий, какая-то

полудрема. Я ворочался с боку на бок, иногда вставал, ходил

по квартире, как неприкаянный и лишь под утро засыпал.

Однажды ночью в полудреме я очень четко, явственно

слышал ее голос: "Егор!" она позвала меня. Казалось она

была где-то рядом, в соседней комнате. Меня словно током

пронзило. Я включил ночник, встал и вышел в гостиную,

откуда, как мне казалось, раздался ее голос. Включил люстру.

Часы показывали без четверти четыре. Я сел напротив ее

портрета и напряженно уставился в ее лицо, разглядывая

знакомые и родные мне черты. И вдруг я увидел, как губы ее

шевельнулись, точно она хотела мне что-то сказать. Я с

напряжением впился в нее взглядом, и увидел в ее печальных

и необыкновенно прекрасных глазах слезы. Да, да, они

блестели, переполненные влагой. Я вздрогнул, по всему телу

прокатились колики. Мысли тревожно заметались: это вещее,

она зовет меня на помощь, ей плохо. Спазмы сжимали мне

горло, на глазах навертывались слезы. Я почувствовал себя

беспомощным и виноватым перед ней. В чем состояла моя