Голубой бриллиант

– А в самом деле: водка плохой не бывает. – Я наотрез отказалась. Вино его все же действовало. Мне было весело и забавно смотреть, как он суетливо петушился. Он все же налил себе водки и, высоко подняв рюмку, торжественно провозгласил:

– За тебя, Лариса прекрасная! Ты мне очень нравишься. У поэтов особое чутье на женщин. Только поэт может по-настоящему оценить красоту.

Он сверлил меня влажными хмельными глазами. И, как заправский выпивоха, выпил до дна и даже не поморщился. Он явно рисовался и был крайне возбужден. Меня это начало настораживать. А он предложил:

– Хочешь послушать стихи?

– Твои?

– Конечно мои.

– Читай. Буду слушать внимательно.

Он прочитал с пафосом, и, как я ожидала, «любовную лирику», явно посвященную кому-то из поклонниц. Прочитав два стихотворения он спросил:

– Ну как? Я не усыпил тебя?

– Стихи хорошие, – польстила я. – А усыпить, пожалуй, пора.

– Ну хорошо, пошли спать.

– Каждый в свою комнату, – напомнила я.

– Естественно, как договорились.

Я разделась, выключила свет и легла в постель, чувствуя нервное напряжение. Я догадывалась, что его пожеланием «спокойной ночи», брошенным им как-то невнятно на мое пожелание, дело не кончится. И действительно, не прошло и пяти минут, как он вошел в мою комнату о одних трусах. «Начинается», – подумала я. Он подошел к кровати и наклонился к моему лицу, прошептал:

– Я пришел сказать тебе спокойной ночи.

– Ты уже сказал, – резко ответила я.

– А за стихи, которые тебе понравились, положен поцелуй. – И он в ту же секунду поцеловал меня и попытался обнять. Я резко оттолкнула его и сказала осуждая:

– Виталий, ты ж обещал. Я очень устала и не настроена на любовные утехи. Ты же поэт, должна быть тонкая натура. Ты должен знать психологию женщины. Такое бывает: нет желания, нет настроения. С этим надо считаться и мириться.

Он сел на край постели, взял мою руку и преподнес к своим губам, сказал:

– Желание появится. Стоит только обнять и поцеловать. Женщина всегда может, хотя и не всегда хочет. А мужчина наоборот: всегда хочет, но не всегда может. Тебе наверно это известно по Лукичу. – Последние слова его меня возмутили и я грубо бросила:

– Лукича прошу не трогать. Тебе до него никогда не подняться. Запомни это, заруби себе на носу. Он не просто великий артист. Он необыкновенный человек.

– Ну извини. Не будем о Лукиче, я согласен с тобой. Но ты же не давала ему подписку. Ты мне нравишься. Очень нравишься.

– Ну что из того? Возможно, я многим нравлюсь. Так что же мне и под каждого ложиться?

– Но я не каждый. Я известный в России поэт. Мои книги изданы миллионным тиражом. Меня знают миллионы. Иные считают за честь иметь интимные отношения с известным поэтом. Ты знаешь, сколько было у Пушкина любовных отношений с женщинами? Больше сотни.

– А ты превзошел и Пушкина?

– Не важно. Недостатка не было. Стоило только поманить.

– И они летели, как мухи на мед, на ходу раздевались и спешили лечь под тебя.

– Да, и ложились, и были довольны, благодарны.

– Какой же ты хвастун. О психологии женщины ты судишь по стихам своего собрата Андрея Вознесенского: «сущность женщины горизонтальна». Так?

– Вознесенский никакой не поэт. Это графоман и пошляк, – с яростью произнес Виталий. Он был взбешен. Я понимала его и, может, даже сочувствовала. Но не могла пересилить себя, хотя он мог бы сойти и за «производителя». Я сказала уже миролюбиво:

– Ты не обижайся и не огорчайся. И не скучай-ка, это говорит тебе Чайка.

– Не удачная рифма. Тебе больше подходит Лариса – крыса, – в сердцах выдавил он и уже вставая с кровати, сказал примирительно: – Надеюсь, до Лукича наш эпизод не дойдет. Обещай. – Я пообещала. – А теперь спи спокойно. Я тебя не потревожу. – И все же уходя, наверно на что-то надеясь, он поцеловал меня в губы.

Я долго не могла уснуть. Я думала над психологией мужчин: если ты легла под него – значит ты белокрылая Чайка, отказала ему – ты уже Крыса. А как же любовь. «Ты мне нравишься», – вспомнила его слова. Ну и что, и ты и Ююкин мне нравитесь, но то разные понятия: нравиться и любить. Я люблю Лукича, люблю первой в своей жизни и, наверно, последней любовью. И он любит, он боготворит меня. Я мечтаю о ребенке и он поддерживает мою мечту, он «за», и если б у меня состоялась тогда в мастерской с Игорем или сегодня с Виталием, он бы не возражал. Думаю, он бы одобрил мой выбор. Это был шанс. Но я им не воспользовалась. Впрочем, еще не поздно: в соседней комнате лежит и возможно тоже не спит в расстроенных неудачей чувствах «производитель», который даже в какой-то мере и симпатичен мне, как мужчина. Он готов. Но не готова я. Не могу перешагнуть ту невиданную грань, которую создает высокое и святое понятие – любовь и женское чувство достоинства и гордости.

В Москву я приехала в полдень и прямо с вокзала по автомату позвонила Лукичу.

– Я с нетерпением жду тебя, – как всегда мило ответил он. Войдя в квартиру, я сразу же доложила ему о своих приключениях. Не умолчала и о притязаниях Виталия. Лукич выслушал с добродушной снисходительной улыбкой, лишь беззлобно проворчал: