Майя положила тетрадь на пол. Неужели старые записи пробудили в ней прежнее юношеское волнение, заставили ощутить себя девочкой-подростком? Она посмотрела в окно на залитую палящим солнцем деревню. В тишине ее стоявшего особняком дома пение птиц казалось таким же пронзительным, как ее внезапное желание. Придя в возбуждение, Майя расстегнула «молнию» на брюках, просунула руку между ног и закрыла глаза. Ее лоно было горячим и влажным. Майя принялась осторожно двигать рукой, смущаясь даже наедине с собой. Ее сердце учащенно билось. Такое развлечение казалось непристойным для женщины ее возраста. Но ощущения были такими острыми, что она невольно раздвинула ноги, чтобы пальцы свободнее двигались в глубине складок ее плоти, набухших и увлажнившихся от желания. Она спустила брюки и трусики на бедра. Затем просунула средний палец глубоко во влагалище. Она застонала — конечно, палец не мог полностью заменить член. Ей захотелось раздеться догола под взглядом мужчины. Она так давно не трахалась, что даже забыла, насколько это здорово. Как долго уже никто ее не хотел… Она была бы рада, если бы в нее поочередно проникли десять мужских членов. При мысли об этом она кончила. Она продолжала стонать, уже освободив пальцы.
Мало-помалу сжигавшее ее желание улеглось. Она рассеянно провела рукой вдоль лобка. Она чувствовала себя очень одинокой. И ей было стыдно. Рубашка у нее на спине промокла насквозь и прилипла к потертой кожаной обивке кресла.
Майя встала, закрыла за собой чердачную дверь и быстро спустилась вниз. Оказывается, за ее внешним спокойствием и отстраненностью скрываются самоуничижение и неутоленное желание. Горькое сознание того, что она — неудовлетворенная женщина, застало ее врасплох.
Словно надеясь, что музыка может стереть воспоминание о постыдных минутах, Майя подошла к проигрывателю, поставила «Stabat Mater» Перголезе и включила звук на полную мощность. Но вместо успокоения литургическое пение вызвало у Майи лихорадочную дрожь. Она снова почувствовала в глубине своего лона раскаленный огненный шар и поняла, что в ее жизни недостает чего-то крайне важного. Майя прошлась по всем комнатам, словно оказавшись здесь в первый раз. Мебель, фигурки из китайского фарфора, букеты садовых цветов, расставленные повсюду в вазах, — все было так прекрасно, чисто и невинно! Когда же она перестала по-настоящему жить, испытывать глубокие чувства? В какой момент решила погрузиться в это безупречное, неуязвимое существование?
Майя снова посмотрела на часы. Было около трех пополудни. Чем же занять время, чтобы забыть о собственном теле, в котором пробуждаются неукротимые желания?
Сидя на кровати с чашкой чая, она вновь подумала о Морисе и улыбнулась: «До чего же я смешна! Бедный мой Морис, если бы ты сейчас оказался здесь, я бы, чего доброго, могла тебя изнасиловать! Ты был бы в шоке, это уж Точно! Или все-таки нет?»
Майя надела белую футболку, обтягивающую грудь. Еще вчера она думала о том, что хочет стать бабушкой, а сегодня ей хотелось только одного — трахнуться со всем миром! Всего два дня — и такая перемена! Майя подумала, что нужно полностью избавиться от первого желания, чтобы осуществить второе. Всю свою жизнь она жила по этому принципу: отказаться от чего-то одного, чтобы получить взамен другое.
— Мама, — спрашивала она, — можно быть красивой, умной и богатой одновременно?
— Никогда, дорогая! Очень красивая женщина никогда не бывает умной. А умной всегда недостает красоты. Так уж оно ведется, ничего с этим не поделаешь.
— Но наверняка существуют люди, у которых есть и красота, и ум, и богатство!
— Да, но такие люди никогда не бывают счастливыми.
Глубоко укоренившись в сознании, этот постулат на всю жизнь стал личным девизом Майи.
Но теперь, внезапно снова почувствовав себя женщиной, Майя решила, что, поскольку ей уже нечего терять, она наконец может позволить себе брать от жизни все.
Глава 7
ВЕДЯ машину по извилистой дороге к деревушке Аронс, Майя думала о матери. Она не испытывала тревоги. Напротив, в душе ее поселилась некая эфемерная радость от предстоящей встречи с Евой.
Майя остановила свою малолитражку возле приоткрытых деревянных ворот. Идя по тропинке к дому, она услышала музыку и узнала Первую симфонию Малера.
Решение Майи навестить мать было внезапным, и она не предупредила Еву о приезде. Ей хотелось застать Еву наедине с собой, в той ее жизни, которую она никогда не разделяла с дочерью.
Лицо Евы, выглянувшей на стук в дверь, было встревоженным.
— Можно войти?
— Ты даже не позвонила…
— Нет. Но я приехала. Ты ведь меня приглашала.
— Я просила, чтобы ты предварительно…
— Какая разница, мама? — спросила Майя и, сдерживая раздражение, слегка толкнула дверь.