— Об отце? — Уна замолчала. Вдруг улыбнулась чему-то. — Ну если вы хотите знать правду, отец — хозяин Имметы.
— Как это понять?
— Считайте, я сказала это в переносном смысле. Просто… отец отличный психолог, он раскусил Сигэцу с самого начала. Хозяином Имметы отец считает себя потому, что, оставшись здесь, он бросил все и начал заниматься ксиллом. Только ксиллом. Собственно, он из-за этого здесь и остался. Вместе с мамой. От Сигэцу же он откупался камешками. Для него, серьезно изучавшего ксилл, это ничего не значит.
— То есть как?
— Ну, эа это время, за двадцать лет, отец узнал о ксилле практически все. Впрочем, все о ксилле, конечно же, узнать еще предстоит.
— И все-таки, как нам показалось, настоящий хозяин Имметы скорее Сигэцу, чем Моон.
— Сигэцу? — Уна хотела сказать что-то обидное, но сдержалась. — Сигэцу — временщик, он все равно долго не продержится. И потом… Что мог с ним сделать отец один? Он растил меня. Занимался ксиллом. Ну и ему нужно было покупать у Сигэцу различные вещи. Для меня. А отец — ученый, и борьба с бандитами не его дело. Этим пусть занимаются другие жители Имметы.
— «Мстители»? — спросил Щербаков.
— Вы… знаете о них?
— Только Лайтиса, Вэна, Грайра, Кру.
Уна нахмурилась, Щербаков улыбнулся:
— Уна, Лайтис не назвал вашего имени. Но нам и так ясно, что вы действуете заодно.
Уна возмущенно повернулась. Щербаков спросил:
— Мне просто любопытно, Уна, почему вы не хотите об этом говорить? Некоторое время Уна бесстрастно разглядывала облака. Так как Щербаков ждал ответа, она проговорила:
— Из-за отца, конечно. Если отец узнает об этом, он умрет. Он боится за меня и к тому же убежден, что я создана исключительно для науки.
— А вы сами? В чем вы убеждены?
Уна вздохнула:
— Извините, Павел Петрович, но это уже к делу не относится.
— Пожалуй, — согласился Щербаков, — А давно вы у «мстителей»?
— Три года, — нехотя ответила Уна.
— Значит, вас всего пятеро?
— Да. Сейчас пятеро.
— Вы пробовали затронуть эту тему с отцом?
— Когда мне было шестнадцать лет, об этом и говорить было нечего, отца бы сразу хватил удар. А недавно, когда я затронула эту тему, он так накричал на меня… После этого мы разошлись. Целый месяц он жил без меня. Он же обидчивый, как… — Уна не договорила.
Трещит костер. Обугленные сучья изредка вздрагивают, догорая, выбрасывают искры, стреляют. После этого в темноте, в струе теплого воздуха возникают, плывут, кружатся оранжево-лиловые блестки. Они быстро тают, но после короткого перерыва вслед за ними летят новые. Несмотря на все уговоры и предупреждения, что где-то рядом могут быть и резидент и Сигэцу, ночевать в ракетолете Уна категорически отказалась. Сказала, что привыкла спать на открытом воздухе и изменять своей привычке не собирается. Мы договорились дежурить по очереди: Щербаков остался в ракетолете, я вытащил надувные матрасы и лег здесь. Джунгли, как и в ту страшную ночь, хохотали, выли, кричали.
И все-таки теперь я воспринимаю звуки джунглей Имметы по-другому. Уна покосилась на меня и заговорила:
— Хороший он у тебя, Щербаков. Какой-то открытый, доверчивый.
— Понимаю. — Некоторое время мы молчали. — Неужели на тебя не действуют эти звуки?
— Какие звуки?
Я кивнул на джунгли. Уна откинула волосы:
— Я ведь тут родилась. — Она усмехнулась, удивившись моей мысли. — Для меня это… Ну все равно что шум ветра. Плеск воды.
Уна некоторое время разглядывала тлеющий пепел костра. Я помедлил и вдруг сказал:
— Понимаешь, я не смогу оставить Иммету без тебя. И вообще, Уна, я не смогу без тебя.
Она посмотрела мне в глаза очень серьезно. В зрачках мелькнули искры:
— Знаешь, Влад, и я ведь не смогу без тебя.
Она не договорила что-то, а я ждал. Уна тронула палочкой пепел:
— Пойми, я не знаю, что делать.
— В чем дело, Уна?
— Ведь ты же не можешь остаться здесь, на Иммете? Вижу, не можешь. А я не могу улететь.
— Почему?
— Из-за отца. Он никогда не оставит Иммету. Из-за ксилла.
— Но ведь твой отец сможет заниматься ксиллом и в Сообществе? Причем именно там ему и нужно этим заниматься. Я уверен, ему, как минимум, дадут институт. Если не целый комплекс. Ты знаешь, что такое комплекс?
— Знаю. Но… Ну, во-первых, отец отвык от людей.
— Отвык — привыкнет. Потом его никто не будет заставлять жить в городе. Дадут коттедж, он и видеть никого не будет.
— Может быть, ты и прав, Влад. Только ты все это сам ему и объясни.
— И объясню — мне важно знать другое… — Я понимал: сейчас решалась моя судьба, и поэтому повторил: — Хочешь или нет?
Она вдруг разозлилась.
— Неужели ты еще не понял? И вот что, хватит лезть с расспросами.
Я хотел возразить что-то еще, но она отвернулась.
Разбудил меня писк. Сквозь сон я почувствовал: еще очень рано. Попытался отмахнуться от писка, заглушить его. Нет — зуммер пищал прямо под ухом, тонко, настойчиво, по-комариному. Вдруг я понял — это же авральный вызов, доносящийся из открытого люка ракетолета. Что-то случилось у Иана. Я вскочил, огляделся, пытаясь как можно скорее прийти в себя. Рассвело, костер погас; рядом, прижавшись щекой к матрасу, спит Уна. Тут же услышал голос Щербакова: