Голубой Марс

Затем обрушился сильный ветер, и следующие несколько минут они следили за поведением лодки, за тем, как надувались паруса, пока Сакс их не поднял, чтобы поплыть навстречу укрепляющемуся бризу, к самому солнцу. Свет играл на тонких черных волосах Бао, собранных сзади. А дальше лежали прибрежные скалы Да Винчи. Сети, трепещущие под прикосновением солнца… Нет, он не мог их видеть, ни открытыми глазами, ни закрытыми.

– Ты когда-нибудь задумывалась о своем значении? – спросил он осторожно. – Что ты одна из первых великих женщин-математиков?

Она посмотрела на него удивленно, а затем отвернулась. Он понял, что она об этом уже думала.

– Атомы в плазме движутся по принципам, которые также представляют собой крупные фракталы спиновых сетей, – проговорила она.

Сакс кивнул и задал еще несколько вопросов об этом. Казалось, она сумеет помочь термоядерщикам Да Винчи с проблемами, которые у них возникали при создании легковесного термоядерного двигателя.

– Ты когда-нибудь работала в инженерном деле? Или занималась физикой?

– Я физик, – оскорбленно ответила она.

– Ну, физик-математик. Я сейчас об инженерной работе.

– Физика – это физика.

– Верно.

Он надавил на нее еще лишь раз – теперь косвенно.

– Когда ты впервые занялась математикой?

– В четыре года мама дала мне квадратные уравнения и всякие математические игры. Она работала в статистике и очень все это любила.

– А школы в Дорсе Бревиа…

Она пожала плечами.

– Они неплохие. О математике я в основном читала и переписывалась с кафедрой в Сабиси.

– Понятно.

И они вернулись к разговору о свежих результатах из ЦЕРН[31], о погоде, о способности лодки четко придерживаться направления при ветре. А на следующей неделе она снова вышла с ним – на этот раз на прогулку по береговым скалам полуострова. Он с большим удовольствием показал ей тундру. А спустя какое-то время ей постепенно удалось убедить Сакса в том, что они, вероятно, подбирались к пониманию того, что происходит на уровне Планка. Он подумал, что это в самом деле поразительно – интуитивно постичь этот уровень, а затем строить предположения и выводы, необходимые для того, чтобы понять его в деталях, создать очень сложную и сильную физическую картину области, которая так мала и лежит далеко за пределами восприятия. Это ввергало в трепет. Ткань реальности. Хотя они оба считали, что, как и в случаях с более ранними теориями, многие важные вопросы оставались без ответа, это неизбежно. Так что они могли лежать в траве на солнце, бок о бок, и разглядывать лепестки тундровых цветов – так же, как это делать мог кто угодно другой, – и неважно, что происходило на уровне Планка, у них было лишь здесь и сейчас, где лепестки светились на солнце голубым цветом, наполненные какой-то таинственной, приковывающей внимание силой.

Лежа в траве, он понял, как сильно таял вечномерзлый грунт. И оттаявшая масса оставалась поверх подпочвенного, все еще мерзлого слоя, отчего поверхность была подмокшей и вязковатой. Когда Сакс встал, его спина мгновенно охладилась под бризом. Он вытянул руки к свету. Дождь из фотонов, колеблющихся в спиновых сетях.

Возвращаясь к марсоходу, он рассказал Бао, что во многих регионах выход тепла атомных электростанций направлялся по капиллярным галереям в вечномерзлые грунты. Это вызывало проблемы в некоторых влажных областях, где поверхность чересчур насыщалась водой. Иными словами, земля таяла. Быстро превращалась в болото. И при этом – весьма активный биом. Правда, Красные были против. Но бо́льшая часть земли, подверженной воздействию этого таяния, все равно находилась на дне Северного моря. А те немногие участки, что оставались на суше, расценивались как болота и марши.

Остальная часть гидросферы менялась почти такими же темпами. И с этим ничего нельзя было поделать: вода хорошо точила камень, как ни трудно в это поверить, глядя на легкие водопадики, струящиеся по береговым скалам и превращающиеся в белую мглу задолго до попадания в океан. Но были и тяжелые шумные волны, бьющие по утесам с такой силой, что земля тряслась под ногами. Пройдет несколько миллионов лет, и эти утесы заметно изменят свой вид.

– Ты видел береговые каньоны? – спросила она.

– Да, долина Ниргал. Там так удивительно видеть воду на дне. Она так хорошо смотрится.

– Я и не знала, что теперь здесь столько тундры.

Он объяснил ей, что тундра вообще преобладала в большей части южных гор. Тундра и пустыня. В тундре частицы крепко приставали к земле, и никакой ветер не действовал ни на пыль, ни на болота, которых здесь было изрядное количество и которые придавали опасности путешествиям по некоторым отдельным регионам. Но в пустынях сильные ветры вырывали огромные массы пыли, которые поднимались в небо и понижали температуру, затеняя дневной свет, а когда опадали, создавали проблемы, как в случае с посадками Ниргала. Вдруг он, пытливо взглянув на нее, спросил:

– Ты когда-нибудь встречалась с Ниргалом?

– Нет.