Голубой Марс

– Это что-то вроде временного расстройства характеристик мозговых волн. Они переходят от альфа-волн к дельта-волнам и при этом образуют небольшой провал. Если ты будешь носить монитор, то мы сможем понять, когда это произойдет в следующий раз – если оно произойдет. Это похоже на бодрствующий сон, при котором отключаются когнитивные функции.

– А в нем можно остаться надолго?

– Нет. Я не знаю таких случаев. Это случается редко и всегда имеет временный характер.

– Пока что.

Он постарался показать своим видом, что этот ее страх совершенно безоснователен.

Но Майя знала лучше его и ушла на кухню ужинать. Погремела кастрюлями, открыла холодильник, достала овощей, порезала их и бросила на сковородку. Вжик, вжик, вжик, вжик! Она пыталась перестать плакать, перестать переставать плакать – даже это уже происходило десять тысяч раз. Катастроф нельзя избежать, но еще была привычка чувствовать голод. На кухне она пыталась, не обращая ни на что внимания, приготовить еду – в который уже раз. Что ж, и вот мы здесь.

После этого она стала избегать ряда розовых кустов, боясь, что подобное повторится. Но они, конечно, были отовсюду видны на том участке обрыва, что соседствовал с волнорезом. И они почти всегда были в цвету – в такое время розы выглядели потрясающе. А однажды, в таком же предвечернем свете, струящемся над Геллеспонтом, заставляя все, что находилось на западе, казаться несколько блеклым, непрозрачным в наступающей темноте, она уловила взглядом эти красные розы, хотя и шла по дамбе. И, видя с одной стороны пену на черной воде, а с другой – розы и возвышающуюся Одессу за ними, она остановилась – от чего-то, замеченного при двоении в глазах, от осознания того, что она оказалась – или почти оказалась – на грани эпифании. Она ощутила, как на нее давит некая огромная правда, находящаяся совсем рядом – или внутри нее, может, даже, внутри ее черепа, но не в мыслях, и давящая на ее твердую мозговую оболочку, – объясняющая все, и она, наконец, все понимает, в один миг…

Но эпифания никогда не проходила этот барьер. Одно лишь чувство, смутное, но сильное – а потом давление на разум спало и вечер принял свой привычный оловянный оттенок. Она пошла домой, ощущая, будто в груди у нее бушуют океаны и она готова взорваться от чего-то напоминающего то ли бессилие, то ли мучительную радость. Она снова рассказала Мишелю о случившемся, и он кивнул. Он знал название и для этого:

– Прескевю. Почти увиденное. У меня оно часто бывает, – сказал он с тайной грустью в глазах.

Но Майе внезапно показалось, что все его группы симптомов нужны лишь затем, чтобы скрыть то, что происходило с ней на самом деле. Иногда она приходила в сильное замешательство, иногда – думала, что понимала то, чего не существовало, иногда – что-то забывала, навсегда, иногда – пугалась до глубины души. И все это Мишель стремился облечь именами и заключить в свои квадраты.

Почти увиденное. Почти понятое. А потом – обратно в мир света и времени, где уже не оставалось ничего, кроме этого ощущения, и можно было лишь продолжать дальше. И она продолжала. Через несколько дней она уже не могла вспомнить этого чувства – помнила лишь то, как была напугана и как близка была к ощущению радости. Оно казалось странным, а потому легко забылось. Она просто жила в la vie quotidienne[50], заполняя ее работой, друзьями, гостями.

Среди последних были и Шарлотта с Ариадной, которые приехали из Мангалы, чтобы посовещаться с Майей по поводу ухудшающегося положения на Земле. Они вышли позавтракать у обрыва и обсудили тревоги, актуальные в Дорсе Бревиа. По сути, несмотря на то, что минойцы вышли из коалиции со «Свободным Марсом» из-за неприятия их попыток доминировать над внешними поселениями и не только, сейчас бревийцы пришли к мнению, что позиция Джеки по иммиграции была верна – по крайней мере, до некоторой степени.

– Это неправда, что Марс скоро достигнет своей максимальной численности населения, – сказала Шарлотта. – Тут они ошибаются. Мы можем затянуть пояса, увеличить компактность городов. А новые плавучие города в Северном море способны вместить немало людей – они даже показывают, сколько еще людей могли бы там у них жить. Плавучие города вполне самостоятельны и имеют влияние только на портовые города, в некотором смысле. Но и для новых портов есть место, по крайней мере в Северном море.

– И много места, – добавила Майя. Несмотря на вторжение Земли, ей не нравилось слушать антииммигрантские разговоры в какой-либо форме, даже в пересказе своих сторонников.

Но Шарлотта снова оказалась в исполнительном совете и уже много лет поддерживала тесную связь с Землей, поэтому она продолжала говорить:

– Дело не просто в цифрах. А в том, кто они такие, во что они верят. Проблемы ассимиляции становятся по-настоящему серьезными.

Майя кивнула.

– Я читала об этом с экрана.

– Да. Мы всеми способами пытались приобщить новоприбывших, но они только сбиваются в кучки, их никак нельзя разнять.

– Да, не получается.