Голубой Марс

Члены экипажа завели разговор о «Сепарасьон дель Атмосфер», и Сакс стал внимательно их слушать. Хотя эти люди были обеспокоены вооруженными силами революционеров и изысканием основного сырья, а «Сеп», как они ее называли, имела дело с более приземленным миром руководства мезокосма, но все же они относились к компании со здоровым почтением. Как указал один из них, разработка надежных куполов и поддержка их функционирования – это ответственная работа, ошибка в которой может привести к тяжелым последствиям. Когда все находится под критической угрозой, каждый день может стать приключением.

«Сеп» входила в «Праксис», а каждый купол или крытый каньон управлялся отдельной организацией. Но у них был общий реестр информации, мобильные консультанты и строительные бригады. Квалифицируя свою работу как необходимую, они работали на кооперативной основе – по Мондрагонскому плану[7], как кто-то заметил, точнее, его некоммерческой версии – и обеспечивали своих членов прекрасными жилищными условиями и большим количеством свободного времени.

– Они думают, что заслуживают этого, потому что, когда что-то случается, они должны действовать быстро, иначе будет беда.

Многие крытые каньоны, избежав падений метеоритов и прочих несчастий, а иногда даже простых механических повреждений, остались целы. Обычно такие каньоны имели укрепленную систему жизнеобеспечения, которая располагалась в верхней его части; такие системы всасывали необходимое количество азота, кислорода и газовых примесей из приповерхностного ветра. Пропорции газов и интервал давлений, которые они поддерживали, менялись в зависимости от конкретного мезокосма, но в среднем давление составляло порядка пятисот миллибар. Такой уровень слегка поддерживал крыши куполов и вообще считался нормальным для закрытых пространств на Марсе, а также служил целевым показателем, которого предполагалось добиться на нулевой отметке. В солнечные дни, однако, расширение воздуха в куполе здорово ощущалось, и в таких случаях обычно либо просто выпускали воздух обратно в атмосферу, либо сохраняли его, сжимая в огромных вместилищах, выдолбленных в скалах.

– Бывал я как-то в каньоне Дао, – начал один из техников, – так там взорвалось такое вместилище. Разрушилось целое плато, и на Роллгейт обвалилась скала, она пробила шатровую крышу. Давление упало до уровня внешней среды, а там было где-то двести шестьдесят, и все начало замерзать, но у них были старые аварийные переборки, – Сакс припомнил, что такие отсеки представляли собой прозрачные завесы всего в несколько молекул толщиной, но обладали высокой прочностью, – и когда они автоматически развернулись вокруг прорыва, одну женщину придавило к земле герметичной нижней частью переборки, причем голова оказалась снаружи! Мы подбежали к ней, быстро вырезали кусок и тут же его заменили. Ее мы освободили, но она чуть не погибла.

Сакса передернуло, когда он вспомнил о собственном соприкосновении с холодом и о том, что давление в 260 миллибар – это тот уровень, который можно было испытать, наверное, на вершине Эвереста. Остальные уже принялись рассказывать о других известных прорывах, как, например, о случае, когда от дождя полностью обрушился купол Хираньягарбхи, хотя при этом никто не погиб.

Затем, низко пролетев над огромной, усеянной кратерами равниной Ксанфа, они сели на дно кратера Да Винчи. Там имелась длинная песчаная полоса, которую использовали со времен революции. Местные уже тогда готовились ко дню, когда не будет нужды скрываться, и сейчас по дуге южного края кратера тянулся длинный изогнутый ряд медных окон-зеркал. Дно кратера, в центре которого выделялось резкое возвышение, было засыпано снегом. Они могли бы устроить по всему дну озеро, превратив это возвышение в остров. Тогда весь открывавшийся оттуда горизонт занимали бы скалистые холмы края кратера. А прямо под стенами края можно было проложить круговой канал, от которого ко внутреннему озеру тянулись бы другие каналы. В итоге такое чередование воды и земли стало бы напоминать Атлантиду, какой ее описывал Платон. В таком виде Да Винчи был способен, по мнению Сакса, вместить порядка двадцати-тридцати тысяч человек, оставшись при этом более-менее автономным, – а здесь были десятки таких кратеров, как Да Винчи. Община общин, каждый кратер – своего рода город-государство, у каждого – полис, способный сам себя обеспечить, и каждый мог бы определять, какую культуру принять, а потом голосовать на каком-нибудь всеобщем совете… Что, если не будет большего регионального союза, чем город, не считая механизмов местного обмена… могло ли такое сработать?