— А Милдред Мид настаивала на продолжении следствия?
— Мне не известно ее мнение, об этом она не говорила на более высоком уровне, — голос его становился все слабее, словно готов был вот-вот умолкнуть.
— Милдред Мид не настаивала на этом, чтобы Ричарда Хантри вызвали из Калифорнии для дачи показаний?
— Я не помню, чтобы она этого требовала. Что вы ищете, Арчер?
— Не знаю, пока не найду. Но одно ваше сообщение относительно дела Мида может оказаться весьма важным. Вы вспоминали, что сослуживец Вильяма приезжал в Аризону и говорил с вами о его смерти...
— Да, это так. Я даже недавно подумал о нем. Знаете, он со мной связался уже после войны, прислал открытку из Лос-Анджелеса, из госпиталя для инвалидов. Спрашивал, нет ли новых сведений по делу Вильяма Мида. Я ответил ему, что нет.
— Вы не помните, как он подписывался в этой открытке?
— Кажется, Джексон... — поколебавшись с минуту, сказал шериф. — Джерри Джексон... У него был очень плохой почерк...
— А может, Джерри Джонсон?
Шериф снова умолк. Я слышал треск и неясные отголоски чужих разговоров — полузабытые тени, снова призванные в жизнь.
— Кажется, да, — наконец, отозвался он. — Кажется, эта открытка сохранилась среди моих бумаг. Я надеялся, что смогу когда-нибудь послать этому бедняге какой-то конкретный ответ. Но этого так и не случилось...
— Возможно, вы еще сделаете это когда-нибудь, мистер.
— Во всяком случае, я не теряю надежды.
— Вы кого-нибудь подозревали, шериф?
— А вы?
— Нет. Но я не вел следствия по этому делу.
Видимо, эта тема была для Бротертона весьма болезненной. — Я тоже, — с горечью сказал он, — у меня это дело отобрали. — Кто?
— Люди, обладавшие достаточной властью, чтобы это сделать. Я не намерен называть фамилии.
— Ричарда Хантри подозревали в убийстве брата?
— Это не секрет. Я говорил вам, что его спешно вывезли за границу штата. Насколько мне известно, больше он сюда не возвращался.
— Значит, между ними был конфликт?
— Не знаю, можно ли это назвать конфликтом. Скорее здоровое соперничество, конкуренция. Оба хотели быть художниками. Оба хотели жениться на одной девушке. Можно сказать, что Ричард выиграл оба раунда. А в придачу заграбастал все фамильное достояние.
— Но его счастье длилось лишь семь лет...
— Да, я слышал об этом.
— Вы не думали о том, что могло с ним случиться?
— Нет, не думал. Это не моя территория. Кроме того, у меня договорена встреча, и я вынужден прервать разговор, потому что опоздаю. До свидания. Он резко бросил трубку. А я вышел в коридор и постучал к Паоле, за дверью раздались ее тихие шаги.
— Кто там?
Я назвался, дверь открылась. Девушка выглядела так, словно ее, как и меня, преследовали кошмары, и она еще не проснулась окончательно.
— Что случилось?
— Мне нужно еще кое-что узнать.
— Я вам уже все рассказала.
— В этом я не уверен.
Она попыталась закрыть дверь, но я ее придержал. Это противостояние длилось некоторое время.
— Разве ты не хочешь знать, кто убил твоего отца, Паола?
Она внимательно присмотрелась ко мне, но в ее темных глазах я не увидел надежды.
— А ты точно это знаешь?
— Буду знать. Но мне необходима твоя помощь. Можно мне войти?
— Я выйду к тебе.
Мы устроились в плетеных креслах у окна в конце коридора, причем Паола отодвинула свое кресло так, чтобы ее не было видно в окно.
— Чего ты боишься, Паола?
— Глупый вопрос! Позавчера убили моего отца, а я до сих пор сижу в этом паршивом городишке!
— Кого ты боишься?
— Ричарда Хантри. Это наверняка он. Здесь его считают великим героем, потому что никто не знает каким сукиным сыном он был!
— Ты его знала?
— Да нет, я слишком поздно родилась. Но отец и мама знали его очень хорошо. В Копер-Сити о нем рассказывали удивительные истории, о нем и его сводном брате, которого звали Вильям Мид.
— Какие истории?
Между ее черными бровями пролегли две глубокие морщины.
— Я слыхала, что Ричард Хантри Украл картины брата. Они оба были способными художниками, но настоящий талант был у Вильяма. Ричард копировал его стиль, а когда Вильяма призвали в армию, зацапал рисунки и картины и выдал их за свои. И его девушку увел.
— Нынешнюю миссис Хантри?
— Ну да.
Она склонилась в сторону окна, будто светолюбивое растение, но глаза ее оставались хмурыми и испуганными. Потом она вдруг отшатнулась, словно увидела на улице пришедших за ней убийц.
Когда я направился к себе в комнату, девушка пошла за мной и стояла в дверях, пока я говорил с Маккендриком по телефону. Я сообщил ему две вещи, казавшиеся мне весьма важными: что Ричард Хантри украл картины своего брата и выдал их за свои, а также что после смерти Вильяма в Аризоне появился его сослуживец по имени Джерри Джонсон.
— Фамилия Джонсон весьма распространена, — прервал меня Маккендрик, — но я бы не удивился, если бы это оказался наш Джерард Джонсон с Олив-Стрит.
— Я тоже. Если Джерард был ранен на войне и какое-то время находился в госпитале, его чудачества легко объяснимы.
— Хотя бы некоторые из них. Мы можем допросить его по этому делу. Но сперва мне бы хотелось передать эти дополнительные сведения в госпиталь для инвалидов войны.
— Дополнительные сведения?