- Франсин Хантри с утра звонила мистеру Брейлсфорду. Это хозяин газеты. В его кабинете должно состояться заседание редакционной коллегии. А мне тем временем приказано копать дальше. Что ты мне посоветуешь?
- Попытай счастья в музее. Возьми с собой фотографию картины. Может, там найдется кто-нибудь, кто сможет опознать натурщицу. А если нам повезет, она нам расскажет, кто рисовал картину.
- Именно это я и намеревалась сделать.
- Это характеризует тебя с наилучшей стороны.
Она вдруг приглушила голос.
- Лью?
- Что?
- Ничего. Значит, ты ничего не имеешь против того, что мне это пришло в голову первой? Ну... ты ведь старше меня и опытней...
- Не переживай, - сказал я. - Мы встретимся в музее. Ты меня найдешь у старых мастеров.
- Я не задела твои чувства, правда?
- Наоборот. Я никогда не чувствовал себя лучше. И предпочитаю положить трубку сейчас, пока ты меня не задела.
Она рассмеялась и первая положила трубку. Я побрился, принял душ и отправился завтракать. Над морем веял утренний ветер. На волнах покачивалось несколько небольших лодок. Но практически все имеющиеся в заливе яхты колыхались у берега, кивая голыми мачтами.
Я отыскал какой-то маленький ресторанчик и уселся у окна, чтобы наблюдать за лодками. Глядя на них, я чувствовал, что и сам нахожусь в движении и под действием неведомых сил и механизмов лечу в открытое море.
Съев яичницу с ветчиной и картофелем и напившись кофе с гренками, я поехал в центр и оставил машину перед зданием музея.
С девушкой мы встретились у главного входа.
- Кажется, мы удивительно синхронны, Бетти Джо, - сказал я.
- Да, - судя по ее тону, она не слишком была этим довольна.
- В чем дело?
- В том, что ты произнес. В моем имени. Я его ненавижу!
- Почему?
- Потому что оно дурацкое! Такие имена всегда звучат как детские прозвища. Каждое по отдельности мне тоже не нравятся. Бетти - такое распространенное, а Джо - вообще мужское имя. Но, видно, придется примириться с одним из них. Разве что ты мне посоветуешь что-нибудь получше...
- Может, Лью?
Она не улыбнулась.
- Ты все шутишь, а я говорю серьезно.
Она была серьезной девушкой и более ранимой, чем я думал. Это не пробудило во мне сожалений о происшедшем ночью, напротив, придало всему больший вес. Я лишь надеялся, что она не собирается влюбляться, во всяком случае, не в меня. Однако, поцелуй мой был легким и ни к чему не обязывающим.
В дверях зала, где находились классические статуи, показался какой-то молодой человек. У него были светлые вьющиеся волосы и широкие плечи. В руке он держал цветную фотографию портрета, написанного по памяти.
- О, Бетти Джо!
- Я сменила имя на Бетти, - сообщила ему она. - Отныне ко мне надлежит обращаться именно так.
- Слушаюсь, Бетти, - голос молодого человека был высок и рассудителен. - Я хотел сказать тебе, что сравнил твою репродукцию с одной из картин Лэшмэна, которые лежат в хранилище.
- Это здорово, Ральф! Ты гений! - она импульсивно сжала его руку. Ах, я совсем забыла! Это мистер Арчер.
- Я не гений, - сказал я. - Но весьма рад познакомиться с вами.
Ральф покраснел.
- Это было совсем просто. Картина Лэшмэна стояла на одном из столов в мастерской, прислоненная к стене. Можно сказать, это она искала меня, а не я ее. Она сама бросилась мне в глаза.
- Ральф нашел второй портрет той самой блондинки, - пояснила мне Бетти. - Его рисовал кто-то другой.
- Это я понял. На него можно посмотреть?
- Разумеется, - ответил Ральф. - А самое ценное то, что Саймон Лэшмэн скорей всего сможет сказать вам, кто эта девушка.
- Он живет здесь?
- Нет, в Тьюксоне. Кажется, у нас в книгах есть его адрес. На протяжении многих лет мы у него покупали картины.
- В данный момент я охотнее всего осмотрел бы ту, которая стоит в мастерской.
Ральф повернул ключ в двери. Мы втроем спустились вниз и двинулись по длинному коридору без окон, напоминавшему мне знакомые тюрьмы. В мастерской, куда привел нас Ральф, окон также не было, но ее заливал свет ламп.
На столе стояло изображение какой-то женщины. Натурщица выглядела значительно старше, чем на картине Баймееров, в уголках ее губ застыла боль, грудь была большой и слегка обвисшей. Ее тело уже не излучало такую полную уверенность в себе.
Бетти перевела взгляд с грустного лица женщины на меня, словно ревновала к ней.
- Когда это было нарисовано? - спросила она Ральфа.
- Лет двадцать назад. Я уточнил в каталоге. Кстати, Лэшмэн назвал картину "Пенелопа".
- Она, должно быть, действительно старуха, - обернулась ко мне Бетти, - даже на этой картине она выглядит не слишком молодо.
- Да и я уж не мальчик, - ответил я.
Она покраснела и отвела взгляд, словно я ее смутил.
- Почему картина стояла именно на столе? - спросил я у Ральфа. - Ведь обычно она хранится не здесь, не так ли?
- Нет, разумеется. Кто-то из работников, должно быть, принес ее из хранилища.
- Сегодня утром?
- Вряд ли. Сегодня тут никого до меня не было, я сам открывал дверь.
- А кто спускался вниз вчера?
- Ну, по меньшей мере, несколько человек. Мы готовим собственную выставку.
- И эта картина должна выставляться?
- Нет. Это будет экспозиция пейзажей южной Калифорнии.