Голубой молоточек. Охота за сокровищами (СИ)

— Вы сказали, что она в больнице.

— Верно, она пошла на работу.

— Так откуда же она узнает?

— Не знаю откуда, но всегда как-то узнает. Может, вытягивает из меня или еще как-нибудь. Это мне вредит, действует на нервы. — Он смущенно хихикнул. — А у вас случайно не найдется еще немного этого виски из Теннесси?

Я показал ему вторую бутылку. Он протянул было руку, но я отвел ее.

— Поднимемся наверх, Джерри. Потом я тебе ее оставлю. — Я засунул бутылку обратно в карман.

— Сам не знаю…

Он бросил взгляд в сторону лестницы, словно жена могла его подслушать. Разумеется, это было исключено, но ее незримое присутствие наполняло весь дом. Джерри даже затрясся от страха или от желания поскорее получить виски.

Наконец искушение победило. Он включил свет и вел меня по лестнице. Второй этаж находился в еще белее плачевном состоянии, чем первый. Старые, обтерханные обои совсем выцвели, пол во многих местах покрывали трещины. В двери, ведущей в одну из комнат, не хватало дощечки, и ее заменили куском картона.

Мне приходилось видеть и худшие жилища в трущобах и предместьях, выглядевшие так, будто они пережили нашествие пехоты. Нищета дома Джонсонов не бросалась в глаза с такой силой; но почему-то мне вдруг показалось, что он может быть гнездом преступников; возможно, Фрэд украл картину в надежде поправить тем самым свое материальное положение.

Я испытывал что-то вроде сочувствия к нему. Тяжело было возвращаться в такое жилище из резиденции Баймейеров или из музея.

Джонсон отворил дверь, в которой не хватало одной дощечки, и зажег лампу, свисавшую с потолка.

— Вот комната Фрэда.

Здесь стояла узкая железная кровать, покрытая армейским одеялом, письменный стол, шезлонг с разорванным сиденьем и висела полка, почти до отказа заполненная книгами; в углу, возле задернутого окна, я заметил старый кухонный стол, на котором лежали разнообразные инструменты: молотки, ножницы, пилы, банки с клеем и красками.

Лампа, висевшая над кроватью, раскачивалась, и бросаемый ею сноп света поочередно освещал то одну, то другую стену. Внезапно у меня возникло ощущение, что весь дом пришел в маятникообразное движение. Я протянул руку и остановил лампу. На стенах висели картины классиков современной живописи, таких как Моне и Модильяни; разумеется, это были всего лишь жалкие репродукции, видимо, вырезанные из иллюстрированных журналов. Я открыл дверцу стенного шкафа. В нем висел на вешалке пиджак, несколько рубашек и стояла пара черных, высоких сапог. Для человека, которому уже стукнуло тридцать, у Фрэда было маловато имущества.

Затем я просмотрел ящики письменного стола, обнаружив в них немного белья, носовых платков и носков, а также коллективный портрет выпускников, окончивших в тысяча девятьсот шестьдесят первом году среднюю школу. Однако Фреда на ней я никак не мог найти.

— Вот он, — сказал Джонсон, заглядывая через мое плечо и показывая на подростка, чье лицо показалось мне полным трогательной надежды.

Осмотрел я и стоявшие на полке книги; в основном это были дешевые издания, посвященные проблемам культуры, искусства и технике живописи. Некоторые были из области психиатрии и психоанализа. Мне довелось прочесть некогда лишь две из них: «Психопатология обыденной жизни» и «Правда Ганди» — довольно странное чтение для вора, если только Фрэд им был.

Закончив осмотр, я повернулся к Джонсону:

— Мог кто-нибудь войти в дом и взять эту картину из комнаты?

Он пожал своими массивными плечами:

— Думаю, что все возможно. Я ничего не слышал. Но должен признаться, что сплю как убитый.

— А может, ты сам взял картину, Джерри?

— Нет, мистер. — Он решительно мотнул головой. — Я не так глуп, чтобы вмешиваться в дела Фрэда. Может быть, я старый бездельник, но обкрадывать собственного сына не стану. Он единственный из всех нас имеет какое-то будущее.

— Вы живете здесь втроем — ты, Фрэд и миссис Джонсон?

— Верно. Когда-то у нас были жильцы, но это было давно.

— Что же могло случиться с картиной, которую принес Фрэд?

Джонсон опустил голову и начал мотать ею из стороны в сторону, как старый, больной бык.

— Я вообще не видел той картины. Вы не знаете, на что похожа моя жизнь. Шесть-семь лет после войны я провел в госпитале для инвалидов. Большей частью я находился наполовину без сознания, и теперь то же самое. Время идет, а я часто даже не знаю, какой день недели, и не хочу знать. Я больной человек. Неужели вы не можете оставить меня в покое?

Я так и сделал и принялся за беглый осмотр других комнат, находившихся на этом этаже. Только одна из них была обитаемой — спальня с двухспальной кроватью, которую Джонсон, очевидно, разделял со своей супругой. Я не обнаружил картины под матрасом, не нашел ничего подозрительного в шкафу и в ящиках комода, никаких доказательств преступления, лишь крайнюю бедность.

Узкая дверь в конце концов была заперта, и на ней висел замок. Я остановился перед ней.

Джонсон подошел и встал за моей спиной.