Голубой молоточек. Охота за сокровищами (СИ)

— Потому что Граймс приобрел те.

— Вы думаете, раз он потратил на них деньги, то они чего-то стоят?

— Мне бы очень хотелось знать, зачем они ему понадобились.

— Мне тоже, — сказала она. — А почему они вас интересуют?

— Потому что они интересовали Граймса.

— А вы ему во всем подражаете?

— Надеюсь, не во всем.

— Да, я слышала, что он иногда не прочь надуть. — Она кивнула головой, посылая мне свою холодную улыбку. — Мне не следовало бы этого говорить. Я не имею ничего против него. Можно даже сказать, дружу с его дочерью.

— С Паолой? Так это его дочь?

— Да. Вы ее знаете?

— Как-то встретились. Откуда вы ее знаете?

— Мы познакомились на одном приеме. Она утверждает, что ее мать была наполовину испанкой, наполовину индеанкой. Паола красивая женщина, вы не находите? Я люблю испанский тип красоты.

Она опустила плечи и стала потирать руки, словно греясь от тепла Паолы.

Я вернулся в Санта-Тересу и нанес визит в морг, помещавшийся в больничном подвале. Дружелюбно настроенный ко мне помощник коронера, молодой человек по имени Генри Пурвис, сообщил, что Джейкоб Уитмор утонул во время купания. Выдвинув большой ящик, он показал мне синеватый труп с большой курчавой головой и съежившимся членом. Когда я выходил из холодного зала, меня охватил озноб.

XI

Помощник коронера Пурвис вышел в вестибюль следом за мной, словно ему надоело одиночество; тяжелая металлическая дверь бесшумно закрылась за нами.

— У полиции имеются какие-нибудь сомнения относительно обстоятельств смерти Уитмора? — спросил я у него.

— Пожалуй, нет. Он был староват для того, чтобы плавать в прибрежных водах возле Сикамор Пойнт. Коронер считает это несчастным случаем. Он не велел даже произвести вскрытие.

— Думаю, ты должен потребовать этого, Генри.

— Но почему?

— Уитмора связывали с Граймсом какие-то дела. Думаю, не случайно они оба оказались здесь. Вы ведь произведете вскрытие тела Граймса?

Пурвис утвердительно кивнул:

— Оно должно состояться завтра утром. Но я уже провел предварительное расследование и могу сообщить предполагаемую причину смерти. Он был изувечен каким-то тяжелым предметом, скорее всего, монтировкой.

— Орудие убийства не обнаружено?

— Насколько мне известно, нет. Нужно спросить об этом в полиции. Орудия преступления — это их дело. — Он пристально взглянул на меня: — Ты знал Граймса?

— Вообще-то нет. Просто мне было известно, что он торгует картинами.

— Он не был наркоманом? — неожиданно спросил Пурвис.

— Я знал его не настолько, чтобы располагать такими сведениями. Какой вид наркотиков вы имеете в виду?

— Героин. У него обнаружены старые следы от уколов на руках и бедрах. Я спрашивал об этом у той женщины, но она словно набрала в рот воды. Хотя вела себя настолько истерично, что я даже заподозрил в ней самой наркоманку. Здесь их видимо-невидимо.

— О какой женщине ты говоришь?

— Такой темноволосой — испанский тип красоты. Когда я показал ей тело для опознания, она чуть не свихнулась. Я проводил ее в часовню и попытался вызвать какого-нибудь священника, но в такое время мне не удалось никого найти… была середина ночи. Я позвонил в полицию. Они собираются допросить ее.

Я спросил у него, где находится эта часовня. Она оказалась небольшим узким залом на втором этаже; о ее назначении говорил лишь маленький витраж. В зале стояли пюпитр и восемь или десять мягких стульев. Паола сидела на полу, повесив голову, обхватив колени руками; темные волосы почти полностью закрывали ее лицо. Она икала. Когда я к ней приблизился, она заслонила голову согнутой в локте рукой, как будто я намеревался ее убить.

— Оставьте меня в покое.

— Я не сделаю вам ничего плохого, Паола.

Откинув с лица волосы, она, щурясь, смотрела на меня, видимо не узнавая. Вокруг нее распространялась атмосфера безудержного мрачного эротизма.

— Вы не священник.

— Разумеется, нет.

Я присел рядом с ней на ковер, украшенный тем же орнаментом, что и витраж. Бывали минуты, когда я почти жалел, что не стал священником. Меня все больше утомляли несчастья моих ближних, и я думал, не служат ли сутана и белый воротничок теми доспехами, за которыми можно от них укрыться. Но я чувствовал также, что никогда этого не узнаю. Когда мы жили в округе Контра Коста, бабушка готовила меня к карьере священника, но я ускользнул из-под ее влияния.

Глядя в черные, непроницаемые глаза Паолы, я думал о том, что в сочувствии, проявляемом нами к женщинам, с которыми случилось несчастье, всегда кроется доля вожделения. По крайней мере, иногда можно затащить беднягу в постель и совместно пережить минуты радости, которая является запретным плодом для священников.

Но к Паоле это не относилось. Она, подобно женщине из Сикамор Пойнт, принадлежала этой ночью мертвому мужчине. Наиболее подходящим местом для их одиноких раздумий была как раз часовня.

— Что случилось с Полом? — спросил я.

Она подняла на меня испуганный взгляд, опершись подбородком на руку и выдвинув нижнюю губу:

— Вы не представились. Вы полицейский?