Голубой молоточек. Охота за сокровищами

— Верно. Я даже вспоминал его недавно. Знаете, он связался со мной уже после войны. Прислал открытку из Лос-Анджелеса, из госпиталя для инвалидов, спрашивал, не открылись ли в деле Уильяма Мида какие-нибудь новые обстоятельства. Я ответил ему, что нет.

— Вы не помните, как он подписал ту открытку?

— Кажется, Джексон, — поколебавшись, отозвался шериф. — Джерри Джексон. У него был довольно неразборчивый почерк.

— А может, Джерри Джонсон?

Шериф снова некоторое время молчал. Я слышал пробегавшие по проводам неясные голоса — полузабытые воспоминания, снова пробужденные к жизни.

— Пожалуй, да, — отозвался он наконец. — Эта открытка должна находиться в моих бумагах. Я все надеялся, что когда-нибудь смогу послать бедняге конкретный ответ. Но этого так и не случилось.

— Может быть, вам еще придется это сделать.

Во всяком случае я не теряю надежды.

— Вы кого-нибудь подозревали, шериф?

— А вы?

— Нет. Но я не вел расследование по тому делу.

Я коснулся болезненной темы.

— Я тоже не вел, — с горечью произнес он. — У меня его отобрали.

— Кто?

— Люди, у которых было достаточно власти, чтобы сделать это. Я не намерен называть никаких фамилий.

— Ричард Чентри подозревался в убийстве брата?

— Это ни для кого не секрет. Я уже говорил вам, что его поспешно вывезли за границы штата. Насколько мне известно, он не вернулся.

— Значит, между ними были какие-то конфликты?

— Не знаю, можно ли это назвать конфликтом. Скорее, здоровым соперничеством. Конкуренцией. Оба хотели стать художниками. Оба хотели жениться на одной и той же девушке. Можно сказать, что Ричард победил в обоих раундах. И к тому же унаследовал семейное состояние.

— Но его счастье длилось всего семь лет.

— Да, я слышал.

— Вы не догадываетесь, что бы такое могло с ним приключиться?

— Нет. Не догадываюсь. Это не моя территория. А кроме того, у меня кое с кем назначена встреча, и я должен заканчивать разговор, не то опоздаю. До свидания. — И он положил трубку.

Я вышел в коридор и постучался к Паоле. За дверью послышались тихие шаги.

— Кто там? — спросила она.

Я назвал себя, и она открыла дверь. Похоже было, что ее, как и меня, мучили дурные сновидения и она еще не полностью от них очнулась.

— В чем дело?

— Мне нужно задать еще несколько вопросов.

— Я уже все рассказала.

— Я в этом не уверен.

Она попыталась закрыть дверь, но я успел придержать ее. Мы оба чувствовали тяжесть друг друга и силу противостоящей воли.

— Вы не хотите узнать, кто убил вашего отца, Паола? Она внимательно взглянула на мое лицо, но в ее темных глазах я не заметил особой надежды.

— Вы точно это знаете?

— Узнаю. Но мне нужна помощь. Я могу войти?

— Я сама выйду.

Мы уселись в плетеные кресла, стоявшие в конце коридора, у окна. При этом Паола отодвинула свое кресло, чтобы ее не видно было с улицы.

— Чего вы боитесь, Паола?

— Глупый вопрос. Позавчера вечером убили моего отца. А я продолжаю торчать в этом паршивом городишке.

— Кого вы боитесь?

— Ричарда Чентри. Это наверняка он. Его здесь считают кем-то вроде героя, потому что никто не знает, каким он был сукиным сыном.

— Вы его знали?

— В общем-то, нет. Я родилась слишком поздно. Но отец и мать знали его очень хорошо. В Коппер-Сити о нем ходили довольно странные слухи. О нем и о его незаконнорожденном брате, Уильяме Миде.

— Что за слухи?

Между ее черными бровями залегли две глубокие складки.

— Я слышала, что Ричард Чентри украл картины брата. Оба были способными художниками, но у Уильяма был настоящий талант. Ричард копировал его стиль, а когда Уильяма забрали в армию, присвоил его рисунки и картины и выдал за свои. А кроме того, увел у него девушку.

— Теперешнюю миссис Чентри?

— Выходит, так.

Постепенно она все больше наклонялась в сторону окна, как светолюбивое растение, но глаза ее оставались мрачными и встревоженными. Внезапно она отдернула голову, как будто заметила на улице целившихся в нее снайперов.

Потом она пошла за мной в комнату и во время моего телефонного разговора с Маккендриком стояла в дверях. Я поделился с ним сведениями, добытыми сегодня утром.

— Фамилия Джонсон достаточно распространенная, — прервал меня Маккендрик. — Но я бы не особенно удивился, узнав, что это наш Джерард Джонсон с Олив-стрит.

— Я тоже. Если Джерард был ранен на войне и находился некоторое время в госпитале, легко объяснить все его выходки.

— По крайней мере, некоторые из них. Мы можем допросить его по этому поводу. Но сначала я бы хотел передать дополнительные данные в госпиталя для инвалидов войны.

— Дополнительные данные?

— Вот именно. Ваш приятель Пурвис обследовал кости, которые вы доставили нам вчера вечером, и обнаружил на них следы, напоминающие повреждения, оставленные шрапнелью. Оказалось, что покойный проходил специальный курс лечения. Так вот, Пурвис теперь связывается с госпиталями для инвалидов.

— А что вы предпринимаете по делу Бетти Сиддон?

— Она до сих пор не появилась?

Голос Маккендрика приобрел скучающий оттенок. Я с грохотом бросил трубку и некоторое время сидел неподвижно, жалея, что не сумел справиться со злостью, и думая, что предпринять дальше.

38