Голубой уголь

«А хорошо бы нам на этом замороженном пароходе уехать…».

Эти слова звенели у него в ушах. Комлинский слышал их в дыхании спящих товарищей, и шуме с работы. Неожиданно, незаметно и неизменно припасы вались они к каждой мысли независимо от того, была ли она существенной для данного момента или мимолетной. Комлинский совершенно не мучился. Он не знал, как вырвать из себя эту ненужную, бездельную мысль и хоть немного отдохнуть.

В кубрике установили печку, и несколько человек осталось ночевать на пароходе. В эту партию попал и Комлинский. Он никак не мог заснуть. К тому же Алфеев так храпел, словно нарочно старался подладиться под ритмическое звучание навязчивой фразы о замороженном пароходе. Полежав с полчаса, механик тихонько встал. Он решил наведаться в котельную, втайне рассчитывая: «Может быть за это время отстанет!»

Взяв фонарь, он спустился в ледяные недра парохода. Ноги отбивали по ступенькам такт: «… на э-том заморо-женном паро-ходе уе-хать…».

И ударения на словах Комлинский оттенял протаптыванием каблука. Осматривая котлы, механик обнаружил, что один из них неисправен.

Осматривая котлы Комлинский обнаружил, что один из них неисправен.

Стал соображать, удастся ли его починить?

«Да в крайнем случае и с двумя котлами можно будет на этом замороженном… Тьфу!.. Нет, в самом деле, рассуждая теоретически, этот пароход мог бы обойтись и двумя котлами… Но все равно ведь ни к чему! Хоть и хорошо было бы нам на этом заморо… Ну, что за гнусность!.. Уж лучше бы зубы болели!»

Механик присел па кучу шлака и, поставив около себя фонарь, задумался о том, сколько всякою «утильсырья» бесцельно пропадает на этом пароходе. И частности — котел. Сколько из него полезнейших вещей можно понаделать! Тут же он вспомнил про спой любимый проект атмосферного двигателя, который мысленно разрабатывал уже несколько лег, не решаясь ни с кем поделиться твоими предположениями.

«Вот бы теперь. — подумал он. — Материал есть, время есть, попробовать бы сделан, модель — и тогда… Хорошо бы нам на этом замороженном пароходе уехать…».

Комлинский вскочил. Его поразило, до чего кстати пришлась теперь эта навязчивая фраза. Механик постоял несколько мгновений точно прислушиваясь к своим мыслям, потом улыбка скользнула по его застывшему лицу сразу исчезла.

«Да. И почему же не попробовать!..»

Больше часа Комлинский просидел около котла, набрасывая в записной книжке какие-то вычисления, чередовавшиеся с грубыми схематическими чертежами Может быть, он просидел бы и дольше, если бы фонарь усиленными подмигиваниями не сигнализировал о намерении потухнуть Механик нехотя встал, взял фонарь и пошел наверх.

Укладываясь на койке, он вполголоса запел что-то бравурное, и тут только заметил, что уже больше часа, как избавился от назойливой мысли.

«Вероятно потому, — подумал удовлетворенно, — что она нашла полное признание с моей стороны и будет…».

Но что будет, так и осталось без разъяснений. Комлинский моментально заснул.

На следующий день механик о чем-то долго разговаривал с Ковровым. Записная книжка Комлинского то и дело переходила из рук в руки, и разговор чем дальше, тем больше принимал характер спора. На следующий день они совсем отбились од работы, с возрастающим увлечением доказывали что-то один другому. Временами чертили. Алфеев ревниво поглядывал в их сторону.

— Чего там втихомолку изобретаете? — спросил он, хмурясь.

— Погоди, скажем. Говорят, вишь, — что это никуда не годится, — ответил Комлинский.

В качестве окончательной инстанции избрали профессора Василькова и с ним совещались более часа.

Профессор внимательно слушал Коврова и не менее внимательно наблюдал за выражением лица Комлинского. Лицо самого Василькова делалось все более сосредоточенным. Его пушистые рыжеватые с проседью брови все теснее наступали друг на друга как две мохнатые гусеницы на покоробившемся листке. Когда Ковров смолк, гусеницы с внезапной быстротой скользнули в противоположные стороны, потом одна поднялась несколько вверх, другая опустилась вниз, оттеснив под собой складками веко, закрывшее глаз. Васильков ласково улыбнулся, встал, шатаясь, с кровати и взял под руку Комлинского. Сдерживаясь и подбирая слова, он говорил:

— Взбудоражили старика! Давайте поковыляем немного по нашему «лазарету». Вот что я вам скажу, дорогой. Вы ведь знаете, что я только географ, в механике понимаю, вероятно, меньше вашего и решить ваш спор конечно не берусь. Но физику я знаю и обладаю здравым смыслом. И вот, как мне ни жаль вас огорчить, я вынужден все же склониться к мнению вашего сурового противника. Я предложу вам другое. Давайте делать вашу машину. Материал нашелся. Время найдется. От чего же не попробовать?! Если вы правы — мы освободимся, а заодно вы запатентуете гениальное изобретение. Если прав Ковров, то все же попутно вы непременно изобретете что-нибудь дельное. Итак, сегодня после ужина сообщите товарищам, как вы при помощи голубого угля думаете разбить наши зеленые стены. Коллективно обсудим ваш проект и подвергнем его жестокой критике.