Голубой вальс

Закрыв глаза, Стивен вздохнул. Разумеется, он не станет мучить Белл доказательствами. Солнце уже начало клониться к горизонту, когда Стивен наконец осознал, что с его стороны было глупо думать, будто он сумеет убедить Белл стать его женой. Выход у него один – переписать дом на ее имя и оставить женщину в покое. Со временем, возможно, ему удастся забыть о ней.

Придя к такому решению, Стивен почувствовал себя опустошенным. Совершенно ясно, что их отношения никому из них не принесут ничего хорошего. И чем скорее смирится он с неизбежностью, тем лучше.

Слишком усталый, Стивен встал с кресла, чувствуя, что все его тело одеревенело от долгого сидения. Так и не убрав бумаг со стола, даже не взглянув на список намеченных на завтра дел, он покинул контору и направился домой. Там его должен был ждать ужин, но Стивен не чувствовал голода. У него было одно-единственное желание – подняться в свою спальню и уснуть. Никогда в жизни не ощущал он себя таким разбитым.

Бросив пальто на спинку стула, Стивен поднялся наверх. Когда он шел по коридору, портреты предков, казалось, дразнили его своими холодными, застывшими глазами. Ища уединения, он поспешил зайти в свою комнату.

И нашел там Белл.

Голова у него закружилась, сердце дало сбой. Свернувшись в кресле калачиком, молодая женщина смотрела в окно, на вечерние сумерки. Невыразимо печальная и несчастная, она походила на ребенка, ищущего утешения. Стивен молча наблюдал за ней. Белл не произнесла ни слова, но он знал, что она чувствует его присутствие. В сильном волнении он ждал, когда она заговорит, объяснит, что привело ее в его дом.

– Сегодня испортили мое любимое кресло, – произнесла Белл, не поворачиваясь в его сторону.

Ее тихий прерывистый шепоток походил на шелест ветра. Стивен стоял неподвижно, стараясь не поддаться очарованию ее голоса.

– Твое кресло? – недоуменно спросил он.

– Роуз облила его жидким щелочным мылом. Посадила большое пятно в самой середине. – Белл озабоченно вздохнула: – Бедняжка так расстроилась!

– Ты пришла, чтобы рассказать мне о кресле?

– Кресло старое. – Надув губы, она добавила: – Но я его люблю.

– О чем ты говоришь, Белл?

– О своем кресле. Роуз споткнулась и пролила мыло. С ней-то ничего не случилось, но мое кресло испорчено.

– Ну и что? Поезжай и купи себе новое! – резко сказал он. Заметив, что она оторопела, он пожалел о своей резкости.

– Я не хочу новое! – упрямо заявила она. И вдруг в свете луны в ее глазах блеснули слезы, и она поспешила отвернуться.

– О Белл!.. – мягко сказал Стивен, чувствуя, что заранее заготовленные им возражения рушатся, словно обветшалые мостки под ударами могучих морских волн.

– Должно быть, после всего что я тебе сказала, ты ненавидишь меня?

Вопреки своей воле он подошел ближе.

– Я совсем не хотела тебя обидеть, – сказала она. – Я не питаю к тебе никакой ненависти. Надеюсь, и ты тоже? – нерешительно спросила она, повернувшись к нему.

– Милая Белл… – проговорил Стивен почти в отчаянии, опускаясь возле нее и сжимая в своих объятиях. Он поднял ее словно перышко и прижался лицом к ее волосам. – У меня нет ненависти к тебе, любовь моя. Нет и не может быть.

Пока он нес ее к кровати, она прижималась щекой к его груди. Бережно опустив Белл на постель, Стивен вытянулся с ней рядом.

– Спасибо, – шепнула она.

– За что?

– За то, что не питаешь ко мне ненависти.

Он ответил ей легким смешком и крепче прижал к себе.

Некоторое время они лежали рядом, потом Белл, вздохнув, прижалась лицом к его плечу. Он почувствовал, что она вздрагивает от рыданий.

– В чем дело, Белл? Почему ты плачешь? Неужели из-за кресла? – озадаченно спросил он.

– Да, из-за кресла. Я любила это кресло. А теперь оно испорчено!

«Господи, ну можно ли так убиваться из-за паршивого кресла?» – подумал он, догадываясь, что ответ на этот вопрос может только его расстроить.

– Ты думаешь, что так горевать из-за кресла – просто безумие? Такого же мнения придерживаются Роуз, Гастингс и даже Мэй.

Белл надолго замолчала, затем он услышал тяжкий вздох.

– Это кресло у меня уже столько лет! С детства… И в годы замужества, и здесь, в Бостоне, оно тоже было со мной. – Белл с трудом выговаривала слова. – Сколько я помню себя, оно всегда было рядом. Такое большое, теплое… и удобное.

Он не глядя представлял себе, как кровь румянит ее щеки.

– Может быть, это и глупо, – добавила она, – но кресло было для меня как живое существо. – Она вздохнула: – Оно единственное, что осталось от моего прошлого, от тех дней, когда я была маленькой девочкой.

«Когда жизнь была много лучше», – мысленно дополнил он.

– Чем бы там ни облили твое кресло – щелочным мылом или еще чем-нибудь, – я уверен, что его можно восстановить.

Белл приподнялась на локте: