Голубой воздушный компрессор

ГОЛУБОЙ ВОЗДУШНЫЙ КОМПРЕССОР

1971

Отрывки, часть текста была утеряна

Дом был высоким, с невероятным наклоном блестящей крыши. Приближаясь к нему от дороги, проходящей вдоль берега, Джералд Нейтлай подумал, что он был похож на самостоятельное государство, оазис в пустыне. Крыша опускалась и поднималась под изменяющимися углами над основным зданием и двумя нелепо расположенными пристройками; балкон окаймлял имеющий форму гриба купол, который окнами смотрел на море; подъезд к дому, обращенный к дюнам и неосвещенный, с сентябрьской пожухлой травой был длиннее Пульмановского спального вагона и отсвечивал изнутри. Высокий наклон крыши делал дом, похожим на гибрид жука, распустившего крылья и ткацкого станка над ним. Это был дом дедушки-баптиста.

Он прошел по подъезду, и после небольшого колебания, подошел к приоткрытой двери, через которую проникал свет. Внутри виднелись плетеный стул, который качался и поскрипывал, и старая брошенная корзина для вязания, от которой отрываются, чтобы наблюдать за входящими. Пауки пряли шелк в темных верхних углах. Он постучал.

Стояла тишина, живая тишина. Он собрался постучать снова, когда где-то внутри заскрипел стул, и кто-то с хрипом прочистил горло. Это был звук старости. Опять тишина. И тогда раздался медленный, ужасно неторопливый звук старых, изношенных ног, находящихся на пути в зал. Стук трости: Тук ... тук ... тук...

Половицы скрипели и скулили. Тень, огромная и бесформенная в жемчужных отблесках, расцвела в проеме. Бесконечный звук пальцев, трудолюбиво решающих загадку цепочки, замка и засова. Дверь открылась. “Здравствуйте”, - низкий голос звучал уверенно. “Вы - господин Нейтлай. Вы арендовали дом. Дом моего мужа.”

“Да.” - сказал Джералд, его язык как будто застрял в горле. “Правильно. А Вы - …”

“Миссис Литон,” - низкий голос, казалось, был рад или его своевременному прибытию или его имени, хотя ни одно, ни другое не было чем-то выдающимся. “Я - миссис Литон.”

* * *

эта женщина, это гребаное проклятие, огромная и старая, она была похожа на рубище времен Иисуса Христа, какой же она была жирной в свои шестьдесят шесть, о, Боже мой, её жир, даже боров не смог бы вынести запах ее белокурых волос, длинных белых волос; ее ноги были похожи на кривые ножки комода из больного красного дерева, как в старинном кинофильме, она могла бы быть танком, она могла бы убить меня, ее голос - вне какого-либо тембра, как зов Иисуса, я хотел бы засмеяться, но я не могу смеяться, ведь она становилась похожей на какого-то из семидесяти древних богов, когда шла с тростью, ее руки больше чем мои ноги, как у проклятого танка, она могла бы вручную выкорчевать дубовую рощу во благо Христа.

* * *

“Вы пишете.” - она не предложила ему войти.

“Да, немного,” - сказал он, и засмеялся, чтобы скрыть его собственное внезапное смущение, вызванное этой метафорой.

“Вы покажете мне какие-нибудь черновики после того, как все уладите?” - спросила она. Ее глаза казались задумчивыми и светящимися бесконечностью. Они не были тронуты возрастом, который управлял бунтом в остальных частях её тела.

* * *

подождите, когда это будет написано

* * *

образ: “возраст управлял бунтом в ее огромном мясистом теле: она походила на дикую свинью, выпущенную в большом и приличном доме, чтобы гадить на ковре, рвать уэльские костюмы и крушить хрустальные кубки и бокалы, разливать вино на диван с безумной весенней расцветкой, и бежать с варварским криком среди осколков разбитого вдребезги большого зеркала, когда-то стоявшего на полу в зале, по лужам разлетающейся мочи”

такова её история, я чувствую её

* * *

тело, заставляя его оседать и вздыматься.

“Как Вам угодно,” - сказал он.- “Я даже не видел дом от Береговой Дороги, миссис Литон. Могли бы Вы сказать мне где - …”

“Вы пришли оттуда?”

“Да. Я оставил свой автомобиль там. ” - Он указал в сторону дюн, по направлению к дороге.

Странная улыбка коснулась ее губ.

“Вот поэтому. Вы видите только блики от дороги: если Вы не идете пешком, Вы пропускаете его.” Она указала на запад под небольшим углом далеко от дюн и дома. “Там. Прямо за тем небольшим холмом.”

“Хорошо,” - сказал он, продолжая стоять и улыбаться. Он действительно понятия не имел, как закончить разговор.

“Не хотите войти, чтобы выпить чашечку кофе? Или Кока-колы?”

“Да, ” - сказал он немедленно.

Она, казалось, немного удивилась его мгновенному согласию. Ведь он был другом ее мужа, но не ее. Лицо, подобное луне, удивленное, нерешительное возвышалось над Джералдом. И тогда она провела его в старый дом.

Она предложила чай. Но он предпочел кока-колу, миллионы глаз, казалось, наблюдали за ними. Он чувствовал себя словно вор, ворующий, ради написания повести, образ, который он мог создать из нее, даруя в ответ только собственную юную привлекательность и моральное удовлетворение.

* * *