Голубые дороги

Лейтенант куда-то исчез. Объявив очередной номер, я пошел искать его, чтобы узнать, останемся ли мы здесь ночевать. Поднялся на второй этаж, открыл дверь в узкую полутемную комнату — и увидел лейтенанта. С искаженным от боли лицом он лежал на диване. Я взглянул на его ноги. Они были забинтованы.

Увидев меня, лейтенант встал и через силу улыбнулся.

 — Виноват, товарищ лейтенант! — сказал я.

 — Заходи, заходи.

Прихрамывая, он прошелся по комнате, остановился у окна.

 — Война, старые раны мучают. Ну, ничего… Слушаю вас.

 — Разрешите узнать, когда двинемся в обратный путь. Концерт может затянуться.

 — Ночевать здесь не останемся. Но программу обязательно покажем всю.

 — Слушаюсь! Может быть, — заговорил я неуверенно, — мы понесем вас или достанем лошадь?

 — Не смейте даже думать об этом!

В три часа ночи. мы вышли в обратный путь. Лейтенант снова был впереди, шутил, подбадривал уставших.

С тех пор минуло много лет. После окончания школы я больше не встречал лейтенанта, не помню даже его фамилию. Но я всегда и во всем стараюсь быть похожим на него.

В самолете Валерий Быковский долго молчит, смотрит в иллюминатор, узнавая запорошенные снегом места, где летал, где начинал свою лейтенантскую службу. Три дня, проведенные в родном полку, всколыхнули память о той поре.

Быковский встрепенулся, мечтательно посмотрел на нас, сказал:

 — А знаете…

И стал вспоминать.

Антон Губенко

«Моя самостоятельная жизнь, хотя я с детства мечтал о небе, началась с необычной профессии — охотника за дельфинами. Вместе с артелью рыбаков я выезжал на захудалом катеришке в море. Дельфины кувыркались в синей воде, раскрывая свои зубастые морды, как громадные птичьи клювы.

Матрос–боец, рыжий парень с узловатыми мускулами, сидел на корме и водил дулом по горизонту, высматривая добычу. Я лежал рядом, готовый в любую минуту прыгнуть в море. Моей задачей было не дать подбитому дельфину опуститься на дно. Едва раздавался выстрел, я нырял за тонущим зверем в воду, хватал его рукой за острый скользкий нос и вытаскивал на поверхность. Так я держался с ним на волнах, пока не подходил катер…»

Шесть месяцев Антон отдал морю. Но однажды, сняв матросскую робу, он подошел к капитану катера и сказал:

 — Уезжаю. Спасибо за работу. Больше не могу уничтожать этих животных.

Антон возвращается в Мариуполь — город, где учился в профтехшколе, которую неожиданно покинул в поисках романтики. Поступает подручным слесаря, вступает в комсомол. Он активно занимается общественной работой, спортом и готовится к осуществлению своей мечты — летать.

В мае 1927 года Антон пришел в райком комсомола с заявлением: «Прошу направить меня в школу военных летчиков. Обязуюсь ничем не осрамить чести комсомола». В тот же вечер он написал матери: «Я не могу без неба, без трудных и опасных дорог, которые меня ожидают… Я хочу покорить небо, сделать его обжитым, как наша земля».

Антон пишет также старшей сестре, которая была для него и всех его многочисленных братишек и сестренок дорогим и близким человеком — няней и воспитательницей:

«Мама–Таня!

Час назад я официально признан военным летчиком! Я являюсь частичкой нашего огромного и могучего Красного Воздушного флота и несу ответственность за охрану созидательного труда советского народа. Как красный командир я принял решение поехать служить туда, где вероятнее всего может быть нападение на нашу страну. Командование удовлетворило мою просьбу. Я еду на Дальний Восток. Да–да, Таня, я счастлив. Я чувствую потребность в моих силах, знаниях. В тех суровых условиях я пройду настоящую закалку и получу необходимый боевой опыт».

I

И вот полет! Ощущение неба, простора, волнующее чувство силы и способности совершить нечто необыкновенное…

Еще не остывший от пережитых чувств, Антон Губенко отрапортовал командиру отряда о результатах полета. Тот, глядя мимо него, коротко бросил:

 — Двое суток ареста!

Командир отряда был человек неплохой, но упрямый и резкий, как и сам Губенко.

 — Есть двое суток! Разрешите узнать — за что?

 — За все, что вы творили в воздухе.

 — Я хотел испробовать машину. Всего две лишних фигуры!..

 — Воздушная акробатика не входит в нашу программу. Вы не циркач, а военный летчик. Вас на бис никто не вызывал, понятно? Получите двое суток ареста…

Антон воспринял наказание внешне спокойно. На его взгляд, оно явилось результатом неких противоречий, разрешить которые не в силах ни командир отряда, ни он, Антон Губенко.

Командир прав — налицо нарушение инструкции. Но прав и он — «воздушная акробатика» не самоцель, а путь к профессиональному мастерству. Впрочем, то же самое он пытался доказывать и в школе, но результат был тот же — наказание за нарушение.

Губенко попросил разрешение покинуть аэродром. Вечером к нему пришли товарищи.

 — Брось, Антоха, не унывай, — сказал летчик Стригунов. Человек он спокойный, уравновешенный, но тяжелый, как говорят, на подъем. — Не то еще будет в жизни.

Разговор опять же зашел о полетах и инструкциях.

 — Нас хотят втиснуть в рамки наставления, но они тесны нам! Мне хочется смотреть вперед, жить будущим, а не повторять пройденное.