Голубые дороги

Профессор шевельнулся, будто мой вопрос вывел его из дремы, повернулся в фас, и я вспомнил дружественный шарж из академической газеты «Вперед и выше». Виктор Федорович на вершине земли в своей любимой яхте. Роскошная шевелюра, высокий лоб, мощное боксерское надбровье в густой поросли темных волос и неизменная ямочка на подбородке. Таким он был и сейчас.

 — Конечно. — Брови двинулись вверх, и проницательные глаза заинтересованно устремились на собеседни-ка. — Наука давно перестала быть делом одиночек. «БИ» родился так быстро потому, что мы использовали достижения наших коллег. Вам хорошо известно, что идея реактивного и ракетного движения была темой исследования многих русских ученых еще в XIX и даже XVIII веках. Над созданием ракет бились, я не боюсь этого слова, и Н. И. Тихомиров, В. А. Артемьев, Б. С. Петропавловский, И. Т. Клейменов, Г. Э. Лангемак…

Экспериментальные пуски «катюш», правда тогда они так не назывались, проведены были до войны. Прошли и полигонные под Ленинградом, и в районе реки Халхин–Гол. Истребители «И-16», «И-153», вооруженные PC (реактивные снаряды) калибра 82 и 132 мм, успешно дрались с неприятельскими самолетами. Группа Героя Советского Союза Г. П. Кравченко за время боев сбила 204 вражеских самолета, 13 из них реактивными снарядами.

В 1939 году инженер А. С. Душкин создал жидкостный реактивный двигатель. Он был установлен на планере конструкции С. П. Королева и успешно прошел наземные испытания. Планер с установленным на нем жидкостным реактивным двигателем поднимали на буксире в воздух и там запускали двигатель. Испытания ракетоплана было поручено непрофессиональному летчику–планеристу Владимиру Павловичу Федорову. Первый двигатель развил тягу в 140 кг, время действия — несколько секунд. Израсходовав запас горючего, летчик благополучно приземлился на аэродроме.

С. П. Королев в эти годы успешно занимается созданием крылатых управляемых ракет с большой дальностью действия.

Развитие первых отечественных двигателей шло по линии ЖРД — ракетных двигателей. Естественно, это не могло не сказаться на развитии, создании и испытании ракетного оружия…

После доработок подвижные реактивные установки назвали «БМ» — боевая машина.

Выпускали «БМ» московские заводы. О титаническом труде рабочих столицы могут свидетельствовать такие факты:

22 июня 1941 года в Красной Армии нет ни одного дивизиона «БМ».

1 июля 1941 года один дивизион трехбатарейного состава. Каждая батарея имела четыре «БМ».

1 января 1942 года войска получили 87 дивизионов, 50 из которых поставили на оборону Москвы.

19 ноября 1942 года фронты, растянувшиеся от Белого до Черного моря на многие тысячи километров, располагали 355 дивизионами. Наличие такого количества дивизионов «БМ» позволяет объединить их в полки и бригады.

Идет непрерывное усовершенствование «БМ». Создаются «БМ-31» с повышенной огневой мощью. Залп дивизии, состава 4 минометных гвардейских полков, составлял 3840 снарядов общим весом 230 тонн. Неуклонно возросла дальность полета, кучность и сила взрывной волны, плотность «БМ» на километр фронта. Высокая эффективность боевого применения «катюш» вызвала сумятицу и панику в немецких войсках.

От «БИ» мы добивались такого же эффекта…

На этом мы расстались. Редакционное задание не было выполнено — очерк о Болховитинове не состоялся,..

…Через несколько дней, это было в воскресенье, генерал–майор авиации Стефановский приехал ко мне. Он вынашивал замысел книги «Триста неизвестных». Она тогда не имела такого поэтического названия и представляла собой рукопись не шестнадцать печатных листов (в таком объеме она вышла), а целых сто. Это была настоящая авиационная энциклопедия.

Читать эту рукопись было необычайно интересно. Петр Михайлович Стефановский, казалось, знал всю историю советской авиации, участвовал в основных этапах ее рождения, испытывал базовые самолеты, которые открывали новые направления ее развития.

Обменявшись мнениями о рукописи, разговорились на другие темы. Я спросил:

 — Вы знаете Болховитинова?

 — Виктора Федоровича? — жестким голосом переспросил Стефановский. — Превосходный человек.

 — Был я как-то у него, — признался я, — не получилась беседа.

Генерал Стефановский стал расспрашивать меня о Викторе Федоровиче, его здоровье, чем занят он, ходит ли на яхте.

 — Строгий он человек, — сказал Стефановский. — Но настоящий конструктор, большой ученый. Я его тоже побаиваюсь, — признался Петр Михайлович. — Хочется мне о нем написать побольше, но как знать…

 — Виктор Федорович сказал, что вы хорошо знали Бахчиванджи?

 — Жору? Ну а как же. Прекрасно знал. И комиссар мой хорошо знал. Генерал Пономарев Сергей Федотович. Хитрый комиссар — все записывал, памяти не доверял, знал, что все пригодится. Я теперь к нему частенько наведываюсь. Но я тоже вам помогу.

Забегая вперед, скажу, что генерал Стефановский оказал мне весьма солидную помощь в раскрытии личности Г. Я. Бахчиванджи.

Болховитинов

Свою новую встречу с генералом Болховитиновым я предполагал не раньше, чем через год. За это время собирался прочитать все, что было написано о Болховитинове и Бахчиванджи.