Голубые эшелоны

«Голубые эшелоны» и сегодня, полвека спустя после написания повести, поражают смелостью своего замысла, художественного построения, высоким политическим накалом и вместе с тем удивительной пластичностью в изображении многочисленных действующих лиц, большинство которых эпизодичны и лишь мелькают на странице, в фразе, в отдельной реплике. Эшелон, набитый петлюровцами, снежной ночью идет от станции Знаменка к Елисаветграду. Между этими двумя степными украинскими станциями всего несколько десятков километров пути. Фактически все события происходят на протяжении одной ночи, но писателю достаточно и этого, чтобы нарисовать огромную литературную фреску с выразительнейшими фигурами так называемых борцов за Украину. В центре повести образ сотника петлюровского войска Лец-Атаманова, который на словах будто бы в самом деле болеет душой о судьбе Украины, борется против попыток запятнать «чистую мечту» о «ясноглазой Украине», ужасается от мысли о том, что «борцы за Украину» давно уже превратились (а может, всегда были!) в обыкновеннейших бандитов (недаром же крестьяне, подходящие к эшелону, спрашивают их: «Вы какой банды будете?»). Он почти с нескрываемым презрением слушает разглагольствования политических спекулянтов из «дипломатической миссии», едущей в эшелоне в Одессу, чтобы там продавать Украину оптом и в розницу, — но, страдая, переживая, презирая, Лец-Атаманов остается с этими бандитами и политическими спекулянтами, он лишь хотел бы, чтобы все это выглядело более благопристойно, чтобы меньше было болтовни и цинизма, а больше решительности и конкретности.

«Ну, что за несчастная наша нация, — раздумывает Лец-Атаманов, — все время в иллюзиях и надеждах, и хотя бы тебе на один момент что-нибудь конкретное».

Этот благопристойный враг, быть может, самый опасный, именно поэтому писатель и ставит его в центр повести, делает главным героем. Ибо остальные — неизмеримо мельче, примитивнее, они сметаются вихрем истории почти незаметно, уничтожают сами себя то ли своей неприкрытой бандитской сущностью, то ли цинизмом, то ли просто легковесностью и глупостью. Они и сами это понимают, не веря друг другу. Один из членов «миссии», едущей в эшелоне, так выражается на этот счет:

«Никакой дисциплины перед историей. Хохлы — и все! Садятся в один вагон, а ехать хотят в разные стороны».

Другой, кооператор Загнибеда, уповает только на куплю-продажу, он готов платить кому угодно, лишь бы тот заинтересовался украинской песней, судьбой и… «пшеничкой», как немедленно добавляет еще один член «миссии» — некий редактор некоего петлюровского листка:

«А нам что нужно — только была бы Украина. Какая ни на есть, а Украина!»