Голубые искры (СИ)

Завели патефон. Дима Воронин поставил популярную в те времена пластинку "Амурские волны". Полилась красивая мужественная музыка: "Тихо вокруг, ветер туман унес, на сопках Маньчжурских воины спят и русских не слышат слез. ...Вот из-за туч блеснула луна, могилы хранят покой, белеют кресты - это герои спят, прошлого тени кружатся вновь, о прошлых боях твердят..."

Дети притихли. Песня кончилась, Дима хотел поставить другую пластинку, учительница остановила его:

- Дима, подожди. Я вам расскажу историю создания этой песни. Написал ее непосредственный участник сражения с японцами, произошедшего в 1905 году на Дальнем Востоке. Полк попал в тяжелое положение: заканчиваются боеприпасы, вокруг враги. И тут командир полка отдает приказ: "Знамя и оркестр - вперед!". Оркестр вслед за полковым знаменем вышел на бруствер, зазвучала музыка, бойцы бросились в штыковую атаку. Окружение было прорвано. В плен никто не сдался. Из четырех тысяч бойцов в живых остались семьсот человек. Эта песня и музыка посвящены воинам, с честью погибшим в том сражении. Не будем о грустном. Давайте поговорим о вальсе. Танец вальс родился в Германии и Австрии. Быстрые формы вальса называются Венским вальсом.

- Фашистский танец, - вполголоса произнесла Люда Иванова.

Учительница повернулась к опустившей глаза девочке. - Германская нация, Люда, - это не только фашисты. Это и Гёте, и Шиллер, и Штраус. Это одна из самых высокообразованных наций в мире.

- Все равно они гады. Они вырастили Гитлера, - сказал Яша.

Елена Кузьминична попыталась изменить мнение подростков о немцах. Но она чувствовала, что сердечки ее подопечных оставались глухи.

Она перешла к танцу. Она рассказала, как нужно приглашать на танец: мужчина должен подойти, поздороваться, протянуть руку. Можно пригласить словами. Можно пригласить взглядом. И если партнерша ответила кивком головы или улыбкой - это означает согласие. Если же она отвела взгляд, приглашать не следует. Если женщина не хочет танцевать с мужчиной, чтобы не ставить его в неловкое положение, она, извинившись, может сослаться на усталость или неудобство обуви. Она рассказала, что, танцуя танго, не следует смотреть в глаза: чужие глаза - чужая душа, чужая собственность.

Елена Кузьминична показывала движения в вальсе, па танго, девочки и мальчики раскованно, с хохотом повторяли их.

А потом как умели танцевали.

Коля весь вечер танцевал с Шурой. Танцуя танго, он чувствовал прикосновение девичьих упругих грудей к своей вельветовой курточке, ее волнение - это было так приятно и ново. Он в эти мгновения действительно чувствовал себя рыцарем, готовым защитить ее от кого угодно.

А музыка все звучала.

"...В темную ночь он не спал, не дремал,

землю родную стерег,

в чаще лесной он шаги услыхал

и с автоматом залег.

Темные тени в тумане росли,

туча на небе темна,

первый снаряд разорвался вдали,

так начиналась война.

Трудно держаться бойцу одному,

трудно атаку отбить,

вот и пришлось на рассвете ему

голову честно сложить..."

"...Ночь коротка, спят облака,

я знакомую музыку вальса

услыхал в тишине городка.

Хоть я с вами совсем не знаком,

и далеко отсюда мой дом,

но как будто бы снова

я у дома родного,

в этом зале большом

мы танцуем вдвоем,

так скажите хоть слово,

сам не знаю о чем..."

"...Встретились в водах

болгарская роза

и югославский жасмин,

с левого берега лилию в росах

бросил во след им румын.

От Украины, Молдовы, России -

дети Советской страны -

бросили тоже цветы полевые

в гребень Дунайской волны.

Дунай, Дунай, а ну узнай,

где чей подарок,

к цветку цветок,

сплетай венок,

пусть будет красив он и ярок..."

- Деда, а деда, а у вас на дискотеке тяжелый рок был? - спросила внучка. И Яков Петрович словно очнулся. Он посмотрел на внучку и немецкого мальчика, увлеченно разглядывающих в компьютере фотографии с мюнхенской дискотеки, на которой год назад дети веселились, и, вздохнув, встал.

- Нет, девочка, мы "тяжелого рока" как музыки не знали. Что-то я сегодня устал. Пойду полежу.

Вера Федоровна на одном из уроков устроила просмотр компьютерного диска, привезенного Генрихом. Комментировал увиденное на экране немецкий мальчик на русском языке, поправлять его должна была Зина на немецком языке, если это у нее не получалось, поднимался кто-то из учеников класса и давал свой вариант перевода сказанного на немецкий язык. Окончательную точку ставил Генрих, повторив фразу на родном немецком языке. В классе было шумно и весело.

На большом экране монитора, закрепленного на подставке у интерактивной доски возле учительского стола, возникали чистенькие, казалось, на них нет и пылинки, улицы немецких городов с яркими цветниками, разукрашенными фонарями уличного освещения, кричащие неоновыми огнями рекламы магазинов, вид на Мюнхен с колокольни церкви Святого Петра. И почти везде на фоне этого цветного великолепия были запечатлены Генрих и Зина - иногда, взявшись за руки, иногда с мамой Генриха, белокурой полнотелой женщиной - фрау Эльзой. Вот Генрих и русская девочка стоят, полуобнявшись, у здания, украшенного удивительными фресками.