Голубые люди розовой земли

Наверное, поэтому даже противный металлический голос не удивил никого.

«Команде дается десять минут на сборы: корабль переводится в предполетное состояние. Через десять минут начинаем взлет».

Приговор приводился в исполнение. Деваться уже было некуда. Все рушилось, и это понимали все, кроме… кроме Квача. Он один-единственный, по тем самым странным и умным законам голубых людей сегодня командующий над всеми, первым пришел в себя и первым правильно оценил обстановку.

— Отставить взлет! Отставить предполетное состояние! Миро — немедленно отключить независимое управление!

— Я… я еще не знаю, где оно, — мысленно пролепетал Миро.

— Ищи! Немедленно ищи.

— Да, но… — тоже робко вмешался Тэн, — но ведь дисциплина есть дисциплина. Мы обязаны подчиниться.

— Думать нужно, товарищи! — вдруг обозлился Квач. — Ведь это пришла лишь первая телеграмма — ответ на первое донесение роботов-доносчиков. Тогда Центральный Совет еще не знал, что мы понаделали. Тогда до него не дошли новые телеграммы. Нужно ждать новых ответов и новых команд. А пока продолжать работу!

Нет, как ни неприятен бывал иногда самоуверенный Квач, но сейчас он оказался просто гением. Смелым и решительным гением. И конечно, его можно было бы за одно это провозгласить почетным и потомственным командиром корабля, если бы… если бы в свой черед и в свое время такими же гениями — смелыми и решительными — не бывали бы и другие космонавты. Так что с провозглашением космонавты не спешили. У них было много забот и работы и без этого провозглашения.

— Товарищи, перехват независимых командных связей невозможен, — доложил Миро. — Мы можем только наложить запрет, и тогда роботы-доносчики сообщат, что мы не выполняем команду Центрального Совета. А по кодексу космонавтов это совершенно недопустимо, и Центральный Совет осудит нас за это.

— Центральный Совет теперь уже знает все обстоятельства дела, — сказал Квач. — Да и я сообщил сейчас обо всем. Вот когда он получит все наши телеграммы, тогда он и даст нам окончательную команду. А сейчас он только и будет делать, что отменять собственные команды. Накладывай запрет, Миро! Я отвечаю!

И точно. Едва Миро выполнил команду, как роботы растерянными, как показалось всем, и даже заискивающими голосами сообщили:

«Получена телеграмма Центрального Совета. Команда на возвращение космического корабля в составе экипажа Миро, Зета, Тэна и Квача отменяется. Вместо этого предлагается тому же кораблю возвратиться на место самовольной посадки и, не вступая ни в какие переговоры с местными жителями, что потребовало бы дополнительного времени и отвлекло бы от выполнения основного задания, высадить самовольно взятых на борт корабля пассажиров».

На этот раз Юрий почему-то вздохнул несколько посвободней — возвращаться, конечно, было рановато: он узнал еще слишком мало. Но возвращаться предстояло все-таки на родную Землю. Среди всех неприятностей это сообщение все-таки было приятно. Однако Квач весело и задиристо перебил его мысли:

— И это решение ничего не значит! Вслед за ним идут другие телеграммы. Они отменят и это решение.

И он торжествующе и даже немного издевательски засмеялся.

Получалось и в самом деле несерьезно и, пожалуй, смешно: не успели сесть на планету, как, вместо того чтобы заниматься настоящим делом, только и знают, что либо сами отменяют собственные решения, либо получают отмены решений.

Вот что значит космические расстояния: пока получат сообщение, пока примут решение, пока телеграмма найдет адресата — пройдет очень много времени, и решения могут устареть.

Глава двадцать третья ВОЗДУШНЫЙ БОЙ

Экипаж космического корабля успокоился после всех передряг и организационных неурядиц и наконец приступил к настоящей работе.

Прежде всего выяснилось, что, хотя Тэн и обеспечил достаточное количество материала на изготовление защитного комбинезона для Шарика, соорудить этот самый комбинезон оказалось не таким простым делом. К зажатому коридором Шарику невозможно было подступиться, а тем более скроить, примерить и сшить космическую одежду — ведь Шарик не мог ни выпрямиться, ни сделать хоть один шаг.

Пришлось вначале принимать все меры для расширения помещения. С трудом расширив коридор, собаку перевели в центральный зал. Сделав несколько неверных шагов, Шарик вдруг тяжело задышал и подумал:

— Нет, я не могу… Ноги трясутся. Я отдохну.

— Ты что ж это? — обиделся на него Юрий. — Совсем обленился?

Шарик перевел дыхание и кое-как выполз на середину центрального зала. Толстенные мохнатые ноги дрожали, огромный алый язык вываливался, а глаза были такими печальными и виноватыми, что Миро сказал:

— Не обижайтесь на него, ребята. Вырасти-то он вырос, а вот закалить и развить свои мускулы он не мог — негде было.

— Верно! — приободрился Шарик. — Ах как верно… Какая уж там закалка… Какое уж там развитие… Мне только есть хочется… и пить…