Голубые луга

Федя закрыл глаза и отправился в опасное приключение вслед за славным мальчиком Джимом, с капитаном Смолеттом, доктором Ливси, сквайром Трелони и, конечно, не без одноногого Джона Сильвера, судового кока и сподвижника капитана Флинта.

3

Федя отворил дверь класса и замер — никого. Он об этом только мечтал — хоть раз прийти первым.

Вот оно, место, где совершается самое важное: одни здесь становятся вечными троечниками, другие вечными отличниками. Одни плачут, когда им ставят четверки, другим и двойки нипочем.

А что если вынести парты? Уйдет отсюда школа или останется, затаится? Там, откуда они приехали, в настоящей школе размещался госпиталь, но все равно все знали, что это школа.

Федя на носках, боясь нашуметь, проходит на свое место. Кладет в парту портфель. Потом подходит к учительскому столу, замирает — нет, не слышно бегущей оравы — садится на стул лицом к классу.

Ничего не изменилось, но сердце бьется, словно совершил воровское дело.

Федя удерживает себя на этом стуле. Ему важно узнать главное: тайну учителя и тайну класса. Что видно с этого места и что есть в классе, чего не бывает в других местах: дома, в конторе, в сельмаге…

Хлопнули двери, покатилось по коридорам стоногое, стогорлое, очень быстрое существо. Федя едва успел прыгнуть за парту — дверь настежь, и трое застряли в проеме. Трах! — покатилась пуговица, потерявший нагнулся, сзади поддали, — влетел, цепляясь руками за пол.

— По башке портфелем хочешь?

Трах!

Тар-ра-рах!

Тра-ах!

— Дурак, убьешь!

— Сам начал.

— Кто дежурный? Кто дежурный?

— Я!

И тихо стало. Дежурный Мартынов Виталик кладет свою военную сумку на место. Расстегивает ее, вынимает белоснежный кусок материи. Новой. Подходит к доске, вытирает остатки вчерашнего мела и вдруг оборачивается и смотрит на Федю.

— Твоего отца снимают?

«Зачем он? — с ужасом думает Федя. — Какой стыд! Все теперь узнают, что отца снимают с работы. А с работы за что могут снять? За воровство!»

— Не знаю.

Мартынов улыбается про себя и еще раз аккуратно вытирает доску.

Федя сидит оглушенный, маленький. Домой бы.

Первый урок сегодня военное дело. Появляется военрук.

Ребята строятся. Впереди Мартынов. Рядом с ним Федя, командир первого отделения.

— Страшнов!

— Я! — Федя делает положенных два шага вперед.

— Маленький ты больно, Страшнов! Картину нам портишь. Встань по росту. Командиром первого отделения назначаю… Нырялова, сына кавалера трех орденов «Славы». Тебя, Яша.

Федя поворачивается через левое плечо, щелкает каблуками и, четко ударяя ногами по полу, идет в конец строя, в третье отделение. Лишь бы никто ни о чем не спросил. Тогда слез не удержать.

— Нырялов, займи свое место!

— А мне и на моем хорошо, — отвечает Яшка.

— Отставить разговоры! Нырялов, два шага вперед!

— Не пойду, — говорит Яшка.

— Его уважили, а он — не пойду. Может, к директору на беседу захотел?

— Товарищ военрук, — говорит Мартынов. — Назначьте на должность Васильеву!

Военрук, сжав губы, подозрительно глядит на Виталика: от души предлагает или издевается — этого Мартынова не понять.

— Кука назначьте! — выкрикивает кто-то утробным голосом.

— Это кому понадобился Пресняков? — учитель военного дела пробегает вдоль строя, впиваясь глазами в ребят. — Смелые? Да я вас!

Это уже истерика.

— На месте бегом! Бегом! Бегом! До конца урока будете топать!

Ребята бегут. Им и страшно, и весело.

— Мартынов, ты можешь сесть! А эти!.. — кричит военрук.

Мартынов бежит.

— Мартынов, приказываю отдыхать!

Виталик выходит из строя. Ему стыдно, он разводит руками: что поделаешь — приказ есть приказ.

4

После уроков Федя пошел к Ярославу. Яшке некогда по гостям ходить. Ему нужно дровишек наколоть сырых, чтоб быстро печь не прогорала.

— Федя! — обрадовалась Вера Александровна. — Идите ко мне. Поглядим, как горит огонь.

Она сидела у подтопка, вязала платок.

Мальчики сели на пол, у ног Веры Александровны. Она положила им руки на плечи, и все помолчали. Синие огоньки бегали по обгорелым поленьям, выискивая место пламени, и пламя вспыхивало, гудело.

— Сон мне приснился, — сказала Вера Александровна. — А вот о чем, не помню. Помню, что хорошо было. Кажется, летала.

На улице, близко совсем, остановилась машина. Раздались голоса. Вера Александровна замерла, прижала мальчиков к себе.

Постучали.

— Иду! — голос маленькой мамы осекся, но пошла она прямо, подняв голову, мальчикам на пороге улыбнулась.

И Кук тоже встал, вытянулся, лицом закаменел, как взрослый.

Вошли военные: полковник, подполковник и военком, майор.

— Пожалуйста, Вера Александровна, сядьте! — сказал полковник, а подполковник подал маме Кука стул.

Она села.

— Ваш муж, Вера Александровна, выполнил свой воинский долг до конца. Ему присвоено звание Героя Советского Союза. Посмертно.

Словно ничего и не случилось. Стоял, вытянувшись, Кук возле окна. На стуле, положив руки на колени, сидела Вера Александровна. Голова поднята гордо, а губы раскрыты, как у маленькой.