Голубые молнии

Оно уходит за горизонт, меняя свой цвет: прозрачно-голубое у берега, зеленоватое подальше, темно-синее вдали. По всей его поверхности вспыхивают и гаснут серебристые всплески, густо-белые, растрепанные гребешки возникают на волнах и снова исчезают. Над водой, то взмывая, то снижаясь, раскачиваются на невидимых качелях белоснежные чайки. И доносится изредка их печальный призыв. Но морю нет до него дела. Оно продолжает негромко плескаться, без конца набегая на золотистые пляжи. Игриво пошлепав песок совсем уже потерявшей силу волной, оно убегает обратно, оставляя на гладком, потемневшем песке обрывки пенной бахромы, комочки погибших водорослей.

И горы красивы. От них но оторвешь взгляда.

Они встают сплошными зазубренными рядами, возвышаются одна за другой, словно стены гигантской крепости. Их обращенные к солнцу склоны сверкают нестерпимым, исторгающим слезы блеском. А с другой стороны залегает глубокая лаковая синева. Местами она настолько сгущается, что становится почти черной, местами приобретает фиолетовый оттенок, местами переходит в нежную голубизну. И все эти цветовые гаммы в редком прозрачном воздухе высокогорья особенно ярки и четки.

Над горами такое же яркое и ясное простирается светло-синее небо — чистое-чистое, без единого пятнышка. У подножия их клубятся, будто пенные волны, серо-белые облака.

Да, горы красивы. А разве менее красива тайга, такая величественная, бесконечная и суровая, что хочется, глядя на нее, обнажить голову, как перед памятником?

Или песчаные пустыни, пусть однообразные, пусть бесплодные, пусть пугающие, но сколь притягательные и волнующие?

А полярные льды и их ледяное дыхание, скалистые берега и бешеный рев бурунов, тихие голубые озера и желтые большаки с увядшей крапивой и пыльными лопухами вдоль них?

Все красиво, все прекрасно в природе. Чудесные пейзажи и сказочные уголки есть в каждой стране. Но только в нашей стране, раскинувшейся на одной шестой земного шара, можно найти все, чем одарила природа остальные.

И еще здесь можно увидеть огромные сверкающие города, со скверами и широкими проспектами, дворцами и стадионами, шумными школами и тихими парками; гигантские заводы с их пылающими домнами, стеклянными небесами цехов, неумолчным гулом; заводы, вырастающие в глухих когда-то уголках и рождающие города; чудовищной мощи гидростанции, оседлавшие своими плотинами широкие, могучие реки, разбросавшие на тысячи километров живые нервы высоковольтных передач; голубые каналы, что пролегли в некогда бесплодных степях, породив в них жизнь и изобилие.

И несутся по бескрайним просторам страны поезда с «черным», «белым», «зеленым» золотом, бороздят ее реки и моря корабли, из конца в конец пролетают самолетные армады.

Вот ее — эту шестую часть света, где родилось и расцветало первое в истории социалистическое государство, и предстояло защитить, если б возникла в том печальная нужда, всем этим молодым, сильным, веселым ребятам, что под звуки песен, баянов, гитар, под возгласы и смех уносились в поезде.

Когда-то, три десятка лет назад, так же вот ехали в поездах их отцы. У них тоже были гармошки и песни, они были такие же сильные, молодые и решительные. И вернулись с победой.

А те, кто не вернулись, солдат или генерал, навсегда остались в людской памяти, потому что отдали жизнь за Отчизну. Их песни не были допеты, их смех не дозвучал. И сами они остались лежать в лесах и полях, в городах и селах, на берегах рек и морей, которые защищали.

Они уходили на фронт мальчишками, такими же, как и эти. Но мальчишкой никто из них не погиб. Что в сорок, что в двадцать лет, они умирали суровыми воинами.

Теперь вот пришла очередь выполнять свой долг сыновьям.

Не какой бы невероятной ни казалась этим веселым ребятам возможность войны, эта возможность мрачным призраком неизменно стояла и за полями, и за лесами, и за самыми светлыми горизонтами. Поэтому и будут мчаться вот такие поезда, везти вчерашних школьников, студентов, рабочих к лагерям и казармам.

К месту службы.

Почти все, кто лежал, сидел на полках, резался в карты, зверски стучал костяшками домино, пел в одиночку или хором под веселый, не всегда искусный баян, копошился в углу над корзинкой со снедью, читал, решал кроссворд, болтал с соседями, испытывали сейчас радостное возбуждение.

Жадное любопытство к новизне, стремление побывать в иных краях, гордость от сознания, что ты будущий воин, ожидание интересного и увлекательного, грусть от разлуки с близкими, тревога перед неизвестным — многие чувства наполняли сердца.

Какое чувство было сильнее, таким было и настроение. Почти у всех, у большинства во всяком случае, — бодрое.

У старшего лейтенанта Копылова оно было просто-таки приподнятое, чтоб не сказать восторженное.

Правда, Копылов не новобранец. Как раз наоборот. Его командировали в столицу, в военкомат, чтобы помочь в наборе ребят в свое соединение, и прежде всего в свою роту.