Запусу стало скучно смотреть рисунки. Он поиграл с котенком кистью скатерти, огляделся, согнал мух с меда. Торопливо пожав руку просфирне, выбежал.
Елена Алексеевна выглянула на него в окно. Плаксиво крикнула дочери в сени:
- Убирай чашки, расселась!.. Мука мне с вами - зачем его дьявол притащил к нам? Ты что ли с ним думаешь?
- Нужен он мне.
В широкой ограде фермы Павлодарской сельско-хозяйственной школы жили матросы и красногвардейцы, бежавшие от казачьих поселков. Посредине ограды, мальчишка в дабовых штанах и учительской фуражке варил в огромном котле-казане баранину.
На плоской саманной крыше, между трех пулеметов, спали в повалку красногвардейцы. Матрос Егорко Топошин сидел на краю крыши, свесив ноги, - медленно доставал из кармана штанов просо. С ладони сыпал его в дуло револьвера, а из револьвера, махнув, рассыпал просто по песку.
Мальчишка у казана радостно взвизгивал, указывая на кур:
- А-а-ах, ки-икимо-ора-а!..
Матрос взглянул на Запуса и, вытирая рукавом потные уши, протяжно сказал:
- Военное курье будет, пороху нажрется. Мы их вместо почтовых голубей... Отобрал?
- Нет.
Матрос протянул низко и недовольно:
- Ну-у-у?..
Хлопнул себя по ляжке и тяжело спрыгнул. Мягко треща крыльями, разбежались по двору курицы. Мальчишка, подкинув дров, подбежал к матросу и, запрокинув голову, радостно глядел ему в подбородок.
- Пошто?
- Жалко, - поднимаясь на одной ноге, сказал Запус.
Матрос укоризненно посмотрел на его ногу.
- Ну-у-у!.. Врешь, поди. Девку что ли жалко?
- Обоих.
- И старуху? Хм, чудно. Что ж контрецюнеров жалеть. Дай-ка бумагу.
Он сунул бумагу в карманы широких выпачканных дегтем штанов и, точно нарочно ступая с тяжелым стуком, пошел к воротам.
- Ты бы дозоры об'ехал, - сказал он, не оборачиваясь.
Мальчишка с сожалением посмотрел Топошину в спину.
- Дяденька, он куды?
- По делам.
Запус схватил мальчишку за плечи и повалил. Мальчишка кувыркался, орал, кидал песок в глаза Запуса:
- Пу-усти, чорт, пу-усти, говорят. Шти сплывут.
Вырвался и бросился бежать, размахивая руками:
- Что, догнал? что, догнал? Бу-уржуй!..
И когда Запус сидел в комнате, мальчишка стукнул ложкой по казану и, сплевывая, сказал:
- Виселые, халипы.
Скинул покрышку и на радостях сунул подбежавшей собаке плававший сверху кусок сала:
- Жри.
Хлебнул ложку щей, посмотрел одним глазом в небо. Еще взял пол-ложки, почесал пальцем за ухом и закричал:
- Вставай!.. Братва, жрать пора, э-эй!..
А в бумажке, которую в широком кармане твердо нес Топошин, написано было:
3 сентября 1917 г., Чрезвычайный Штаб Павлод. У. Совета Р., К., К., К. и К. Деп., заслушав доклад о работе в уезде погромщика и монархиста капитана Трубочева и его ближайших помощников: прап. Марка Вознесенского, Е. Коловина и пор. Степыша, как предателей рабочего народа, - постановил: имущество предателей конфисковать, а так же их семей, движимое и недвижимое.
Председатель Чрез-Штаба комиссар Запус.
Секретарь А. Попушенко.
II.
День воскрес летних жаров, хоть и сентябрь. Расцвели над базаром тугие и жаркие облака.
В Сохтуе по воскресеньям базар.
В веселых, жарких, тесовых балаганах - ситцы, малиновые пряники. Под небом, как куски воды, - посуда.
В этом году базары редкие. Народ не едет, казаков ждут, потому что на ферме - Васька Запус, парень в зеленой рубахе и с шелковым пояском, похожим на колос.
В этом году пожрет землю солнце. От осени через всю зиму пройдет и на то лето выйдет...
Так говорила просфирня Елена Алексеевна дочери Ире, а в обед того же дня можно было говорить еще. Плакать можно громче, - приехала с казачьих поселков Фиоза Семеновна.
Сидело за столом ее широкое, окрепшее на казачьих полях, тело. Из пухловатых век распрямлялись нагие и пьяные зеницы, - во все лицо.
Просфирня, вытянув руки по столу, спрашивала:
- Зачем вам приезжать, Фиеза Семеновна? В городе хоть и впрогорячь, а терпеть можно. Тут-та... Из-за Марка у меня все отняли, последнюю животину.
- Вернет, - сказала Ира и рассмеялась, - не добавила кто. Может быть - Марк, может - капитан Трубычев...
- Последнюю кожуру слупят. Разбойники, Емельяны трижды-трою проклятые...
Фиоза Семеновна выглянула в окно, через реку, на ферму. На бревнах перед фермой лежали длинные снопы конопли. Фиоза Семеновна вспомнила запахи - зыбкие, желтые почему-то: как раздавленные муравьи. Зыбко отеплели плечи.
- Там?
- Громом вот резанет их!.. Церковь в конюшню хотели обратить, а подойти не могут. Думают только, а сила не пускает на паперть. Так и уходят.
- Поселок наш выжгли, я в Талице жила.
- Казаки скоро придут?
- Не слышно. Новоселов боятся. С войны, бают, оружию везут. Меж собой подерутся, тожно*1 казаки приедут... Новоселы и вправь пушки везут?
- Разве у них, Фиеза Семеновна, различишь? Может и пушка, а может новая сноповязка. Я и на картинках пушек боюсь; пусть все возьмут, живым бы остаться.
- Господи, и пошто такие на нас расстани удеяны?..
По воскресеньям в Сохтуе - не базары, а митинги.