Голубые рельсы

— Конечно, спасибо вам, кореша, вроде бы заботу проявили… — сказал он. — Деньги лишние не помешают, точно. Бывала вот в этих руках шальная деньга… А толку что? Не о том я, кореша, не о том… Человеком меня здесь считают, поняли? Человеком, а не шпаной. Ни один тюрьмой не попрекнул. Уважают меня здесь, поняли? Без брехни. Уважают. Вот Иван не даст соврать. Между прочим, этот парень и есть тот самый бригадир, который орден заработал. Скажи, Каштан.

— Уважают, Аркаша, — подтвердил бригадир.

Бородачи замолчали, недоверчиво глядя на своего бывшего дружка. Потом рыжебородый удивленно присвистнул и сказал сам себе:

— Если б пару лет назад мне сказали, что наш Балерина такую речугу выдаст, я б тому первый в глаза плюнул!..

Каштан поднялся. Больше ему здесь делать было нечего.

— Говорите, ночью поезд ваш? — спросил он бородачей. — Счастливой дороги, кореша.

XIX

Возвращались со смены. Недалеко от поселка была остановка, парни перешли из теплушки на площадку тепловоза. Вскоре за сопкой показался Дивный и засветились длинным пунктиром окна жилых вагончиков. Тепловоз дал сигнал и сбавил скорость. Мощный луч прожектора осветил проспекты Дивного с вагончиками, общежитиями и коттеджами, рабочих, торопливо идущих домой, склоны сопок, вплотную подступивших к железнодорожному полотну.

Возле поста механической централизации играли дети. Они пытались слепить снежную бабу, но у них ничего не получалось, потому что сухой снег рассыпался. Заслушав перестук платформ, дети бросили свое занятие, щурясь, начали смотреть на прожектор. Вдруг один из них забежал на шпалы, показал тепловозу язык и тут же отскочил к своим товарищам.

— Боевой, чертенок! — одобрительно сказал Каштан и пригрозил озорнику кулаком. — Это пацан Семе…

Он не договорил. Другой мальчик, стоявший рядом с озорником, вдруг рванулся с места, тоже забежал на шпалы и высунул язык. Он решил доказать, что ничуть не трусливее товарища.

Почему этот пацаненок не отскочил сразу же в сторону, как его дружок, а продолжал неподвижно стоять с нелепо высунутым языком, широко распахнутыми от ужаса глазами?.. То ли его загипнотизировал свет, как гипнотизирует, например, зайца, то ли напугал панический визг тормозов, то ли ошеломили крики рабочих.

Тепловоз сразу не остановить. Расстояние между тепловозом и мальчиком неумолимо сокращалось.

Секунда, другая, третья, длинные, как часы, как сутки… Он еще мог отпрыгнуть. Но он стоял неподвижно, как истукан. Четвертая, пятая секунды… Когда до него оставалось два-три метра, Каштан прыгнул с высокой площадки на шпалы, падая, швырнул мальца через левый рельс и исчез под тепловозом.

Короткий вскрик.

Эрнест перемахнул через низкую железную ограду, упал и ударился лбом обо что-то твердое, но боли не почувствовал.

Кто-то в собачьих унтах спрыгнул сверху перед его лицом. Эрнест вспомнил, что унты носил молоденький помощник машиниста. Он наклонился и начал что-то вытаскивать из-под колес.

— Ваня! Ва-ня!.. Где ты?.. — позвал Эрнест, ползая перед огромным литым колесом тепловоза.

— Осторожнее! Осторожнее!.. — послышались голоса в конце тепловоза.

Эрнест не поднялся, а почему-то пополз туда на четвереньках. Когда до толпившихся людей осталось совсем немного, дорогу ему преградил небольшой темный ком. Это был сидящий в снегу мальчик. Эрнест лихорадочно ощупал его с головы до ног.

Малыш посмотрел на него и разревелся. Эрнест поднялся с четверенек и направился к толпившейся бригаде. Его бросало из стороны в сторону, как пьяного.

Каштана уже извлекли из-под тепловоза. Он неподвижно лежал на спине. Снег под коленным суставом левой ноги был темным. Ниже колена ноги не было.

Кто-то бежал от жилых вагончиков, слышалось тяжелое, прерывистое дыхание. Это был Гога. Перед ним расступились. Доктор склонился над Каштаном.

— Так. Живой еще. Надо везти в леспромхозовскую больницу. Я здесь бессилен. — Гога всегда обычно не говорил, а кричал, но это было сказано спокойным глуховатым голосом. — Втащим на площадку тепловоза. В кабину не надо. Там тепло. Тепло ему никак нельзя. Я тоже поеду.

Каштана бережно перенесли на площадку тепловоза. Мозг Эрнеста сверлила нелепая мысль: а как же его нога? Она уже не нужна бригадиру?..

— Так. Под голову что-нибудь. Выше, выше, — говорил Гога. — Поехали… Эй, кто-нибудь! Бегите звонить в леспромхоз, пусть встречают!

Эрнест сорвался с места и целиной, сокращая дорогу, побежал в контору, где стоял телефон. Позади лязгнули сцепления. Тепловоз мощно, органно заревел, требуя освободить путь.

Телефон стоял в кабинете начальника управления. Там было совещание. Вздрогнули, зашевелились пласты табачного дыма, когда Эрнест с треском распахнул кабинетную дверь. Ни Гроза, ни Дмитрий, ни их товарищи еще ничего не знали.

Он пробрался к телефону, схватил трубку:

— Алло! Алло!.. Девушка! Леспромхоз, больницу! Срочно!

— Занято, — с поразительным равнодушием ответила, будто зевнула, телефонистка.

— В Дивном несчастье, девушка!

— Прерываю, говорите, — испуганно сказала телефонистка.

— Алло! Больница? Встречайте тепловоз, слышите? Человек под колеса попал…