Голубые шинели

Я вышел из машины и направился в сторону майорского дома. Мне предстояло пройти еще почти квартал пешком — и это было очень кстати, у меня было время все обдумать Итак, в пункте первом, по поводу возможной слежки — я был прав. Следовательно, в пункте втором — по поводу возможного прослушивания квартиры майора — я тоже скорее всего прав. И не на это ли мне прозрачно намекнул «по-дружески» Буряк? Что отсюда следует? Прежде всего то, что ведется очень серьезная игра, где ставка выше чем жизнь. По крайней мере моя жизнь. Далее — очень хорошо понимая, что Буряк ненавидит меня и всегда ненавидел, — его более чем сдержанное поведение со мной — он даже не заехал мне на прощание кулаком в челюсть, всячески подчеркивал, что мы игроки одной команды и даже предупредил меня о том что каждое сказанной мной майору слово известно — все это его так называемое дружеское расположение вызвано может быть лишь одним — я сейчас являюсь слишком ценной фигурой в неизвестном мне раскладе, чтобы портить со мной отношения. Будь это не так, я уверен — наша сегодняшняя встреча с Буряком вряд ли бы закончилась для меня так мирно.

Итак — полковник по-прежнему связан с Буряком, видимо и с его братом, и они вместе плетут какие-то интриги вокруг английского дипломата, а я им в этом помогаю. А для чего же им нужен этот, мать его так, дипломат? Ясности пока нет, хотя — я чувствовал, что-то важное ускользает от меня, надо лишь сосредоточиться — и я это увижу, надо попытаться еще раз вспомнить все, что сказал мне полковник. Он говорил по поводу клуба, что я должен сделать то-то и то-то и сказать… Стоп! Вот в чем дело! Я же должен был сказать, что я охраняю склад с боеприпасами. Именно эту фразу я должен был сказать своему иностранному любовнику! А именно эту-то фразу я и не сказал. Так. Кажется становится теплее — итак, моя задача заинтересовать дипломата оружием. Значит — речь идет о незаконной продаже оружия за рубеж? Я остановился как вкопанный, я понял, тем самым своим звериным чутьем, которое никогда еще меня не подвело, я понял что попал в точку. И еще я понял одно — дни мои сочтены. Полковник никогда не оставит в живых такого опасного свидетеля как я. Никогда — и судьба Сашки тому пример. А он знал значительно меньше меня — он всего лишь видел полковника с братом Буряка. И если же припомнить все, что известно мне — ясно, что я становлюсь для полковника миной замедленного действия. Не случайно он мне все время напоминал что мы в одной связке. Что моя жизнь в его руках. Но это все сказки про белого бычка. И дураку ясно — до дембеля я не доживу. Не знаю, что они там придумают — опять инсценируют самоубийство или устроят несчастный случай, но живым меня из армии не выпустят — это ясно, как божий день. А потом скажут, что меня замочили мои гомосексуальные дружки, ибо я был грязной развратной тварью И будут даже всем своим видом показывать — что, мол, не надо лезть в эту историю — пусть она будет примером для всех прочих пидоров, чтоб и им неповадно было бросать тень на армейский погон.

Эх, товарищ полковник, товарищ полковник. Кажется вы погорячились, послав ко мне на встречу Буряка — кажется вы не дооценили меня — не такой уж я валенок! Ну, а что же мне делать теперь? Я уже не был таким пуганым идиотом, как в то время, когда майор первый раз привез меня к себе под благим предлогом спасенья моей жизни. Да, кстати, а какую роль во всем этом раскладе играет майор? С кем он — с полковником или со мной? Можно ли на него рассчитывать?

У меня было еще несколько метров в запасе — прежде, чем я дойду до его дома — и за эти краткие мгновенья мне надо было решить — могу я доверить этому человеку или нет. Ибо один, без его помощи, я вряд ли мог рассчитывать вырваться из западни.

Я вспомнил все — все наши встречи с майором, наши уверения в дружбе, его ежедневную, трогательную заботу обо мне, его привязанность. Его преданность Впрочем, ведь и я отвечал ему тем же. Что ж — двум смертям не бывать, а одной не миновать — и я решил, что майор, скорее всего, не в полковничьей команде Он просто сам по себе, и я могу и должен ему довериться Одним из решающих аргументов в этом решении было то, что за все время моего знакомства с майором я не заметил даже намека на роскошь в его укладе жизни — он жил строго на свою зарплату, иногда залезал в долги, если надо быта что-то солидное купить. Потом с радостью отдавал с получки то, что одолжил — нет, если бы он был замазан в полковничьих делах, то тот бы отстегивал ему что-то на карман. А майор не был настолько жаден или скрытен, чтобы я не увидел у него некоторого излишка средств. Наоборот. Порой он тратил на нашу с ним совместную жизнь даже больше, чем того требовалось — настолько ему было радостно сделать что-то приятное для меня. Итак — майор — моя ставка в этой игре, и я уже без колебаний распахнул дверь его подъезда.

Едва я нажал кнопку звонка, как дверь распахнулась. Майор стоял на пороге, с укоризной глядя на меня:

— Тима, уже четвертый час, что-то случилось? — спросил он с тревогой в голосе.