Голые чувства

— Ты обалдел так с отцом разговаривать?!

У Слады от голоса Данила мурашки по коже бежали, а его сыну хоть бы хны.

— А че? Че ты мне сделаешь? Ну че?

— Неделя без интернета!

— Ну и че? Переживу, не впервой…

— После школы сразу домой…

— Ты еще выпороть пообещай!

— Ты допросишься у меня…

— Только грозишься, а у самого кишка тонка меня выпороть…

— Засранец…

И тут она услышала звук падения чего-то тяжелого об пол.

— Ты че, свихнулся?! — взвизгнул Антон.

Слада отчетливо услышала свист ремня, удар о какую-то твердую поверхность, а потом новый визг мальчика.

Тут же ожило воспоминание из детства: как соседской девочке доставалось от отца ремнем. Здоровые синие полосы на плечах, руках, ногах… Кровоподтеки от бляхи. В минуты, когда подружка жаловалась ей на жестокого родителя, Миловой хотелось стать сильной-сильной и надавать этим же ремнем по морде обидчику.

И, сама не понимая зачем, она влетела в кабинет Хватова.

Глава 40. Защитница

— Только грозишься, а у самого кишка тонка меня выпороть!

Никогда еще Хватов не чувствовал себя таким бессильным, как в тот момент, когда сын настолько открыто и гадко хамил ему. Шельмец совершенно его не боялся и не уважал. Окончательно от рук отбился. Маленький засранец отца в грош не ставил, унижал его женщину — и всё это открыто, напоказ.

Дикая, слепая ярость отключила самоконтроль Хватова всего на минуту… на одну вшивую минуту!

— Засранец! — заскрипел он зубами.

Руки вдруг зажили отдельной жизнью, мозг временно отключился. Хватов даже сам не понял, как отшвырнул стул, на котором сидел, как перемахнул через стол, стащил с себя ремень и замахнулся им на собственного сына.

Шельмец увернулся — ловко, шустро, будто только тем и занимался, что уворачивался от побоев. В результате Хватов врезал ремнем по стулу, где еще секунду назад сидел Антон.

Сын метнулся в сторону двери, пробежал мимо дивана, попытался обогнуть преграждавшее путь кресло, но не вовремя обернулся на преследователя, не вписался и рухнул прямо на мягкий подлокотник. Хватов настиг его, замахнулся и… тут сбоку промелькнуло нечто с распущенными черными волосами, и это нечто вдруг накрыло Антона собой за секунду до того, как на засранца должна была обрушиться кара.

Кожаный ремень громко хлестнул по девичьей спине.

— Слада! — охнул Данил, когда было уже слишком поздно.

Он замер на месте, нервно сглотнув.

Сын бросился в сторону из-под своей спасительницы. Белоснежка попятилась, но оступилась о складку на ковре и со всего размаху грохнулась, приложившись затылком о стену. Осела на пол.

— Слада! — закричал Данил с надрывом и бросился к ней.

— Пап, я не виноват! — вдруг возник рядом с ним сын.

— Чтоб глаза мои тебя не видели! — рявкнул Хватов и наклонился к Белоснежке. — Ты как? Сильно ударилась?

— Ой-ой, — простонала она, открыв глаза.

— Больно, маленькая?

Хватов опустился рядом с ней на колени, ощупал ее затылок, почувствовал пальцами зарождавшуюся шишку. Поднялся, недолго думая, подхватил Сладу на руки и потащил вниз, на кухню.

Рявкнул на повара и помощника, и те тут же вылетели вон. Посадил драгоценную девочку на стул, а сам достал из холодильника лед, завернул в полотенце и приложил к ее затылку.

— Как себя чувствуешь? — спросил каким-то глухим, неестественным голосом.

— Голова гудит, но в целом нормально, — тихо ответила Слада.

— Сильно гудит?

— Не очень…

Хватов громко выдохнул.

Поставил стул рядом и продолжил держать лед на шишке, свободной рукой придерживая волосы Белоснежки.

Сердце билось в груди до такой степени яростно и быстро, что у Хватова в висках стучало. Шутка ли, чуть не угробил девчонку просто так. И не какую-нибудь, а самую-самую любимую. Сколько людей так погибает? Простейшая бытовая травма вполне могла закончиться катастрофой.

Он никогда не бил женщин и меньше всего хотел бы причинить боль именно этой конкретной женщине. Самой дорогой, какая у него была. Той, кому и намека на предательство простить не мог.

Не мог простить, и всё тут.

После того случая с женихом Белоснежки стоило Хватову увидеть ее, как кровь мгновенно вскипала. Хотелось крушить мебель, делать гадкие вещи, о которых потом обязательно пожалеет.

Сохранять контроль над собой стоило неимоверных усилий, поэтому Данил и держался от Слады подальше. Максимум — полчаса общения в день, в основном за едой. Но и домой отпустить не мог; от одной мысли, что Милова исчезнет, становилось тошно.

Слада всё это время вела себя так, будто была даже рада резкому похолоданию в их отношениях. Это добивало окончательно, резало изнутри, бесконечно мучило.

И всё равно обидеть ее не хотел, тем более полоснуть ее по спине ремнем.

У нее же такая нежная кожа, она же вся безумно нежная, для любви созданная…

— Слада, покажи спину, — потребовал он тут же.

Она нехотя позволила ему задрать свою кофточку. Под ней показалась красная полоса, которая очень скоро превратится в здоровенный синяк. Полоснул от всей души…

Хватову тут же стало еще больше не по себе, как будто это не ей, а ему по спине досталось.

Злость на себя и полная неспособность что-либо изменить в четыре руки принялись его душить.