Голые мозги, кафельный прилавок

Неподалеку там была таверна. 1743-й, Swedenborg обедает, ему 56 лет. К десерту некая тьма пала на его глаза, комната передернулась, и он увидел, что в углу теперь некто, и он говорит ему: «Do not eat too much!». Сведенборг встревожен и поспешно уходит. Ночью тот же некто появится в его сне, сообщит, что он Lord и потребует от Сведенборга раскрыть spiritual meaning of the Bible с его помощью. Станут приходить ангелы, примутся дополнять Сведенборгу его паутину в затылке. Да, уточнили тему, не spiritual meaning, а – Heaven and Hell, об устройстве жизни после смерти. Ангелы пришивают к паутине куски, которых не имеют в своем распоряжении живущие здесь; Сведенборг глядит в собственный затылок, записывает то, что там появляется. Задает вопросы ангелам, получает разъяснения.

Эта история тут как-то сама выскочила. Так бывает, когда тексты ощущают, что начинают делаться слишком уж невещественными, пусть даже упомянуты стол, окно и чайник. Тогда они захватывают в себя что-нибудь конкретное. Как тот же плющ: зацепится за что-то – и снова можно дальше. Паутина в затылке стала еще немного сложнее.

Стол, чайник. Окно, на столе что-то бумажное, на полке банка из-под леденцов с сухим зверобоем, на стене календарь – перекидной по месяцам, с картинками. «Осень в Рижском порту», на 1984 год, календарь свежий. Ну да, вчерашнее тоже существует – в виде, чуть сбросившем яркость. Оно не слоями, слои бы складывались от сегодня назад и давно бы стали мутным стеклом, а вчерашние картинки резкие, пусть и кусками, и чуть выцвели. А сны вспоминаются полностью, едва коснешься уже посещенного пикселя.

Еще бывают куски времени, в которых все устроено уже совсем не так. Они открываются, будто стенку в их сторону вдруг чем-то проломило. Как если бы сдуру дверь в комнату всем весом с разбега открыла кошка Ч., которой среди ночи что-то понадобилось на балконе. Ух, она пробежала – и тут теперь кусок непонятного времени или пространства. Не разберешь даже, чего именно, – совсем непривычно. В одном случае он окажется таким, в другом – будет иначе; и неясно, связаны случаи или нет, одной они природы или такого много.

Куски, в которых все устроено как-то не так, полезны, когда нашел ключ. Там можно превратиться во что угодно, слепить себе новую оболочку, преобразуясь когда захочешь. Для, скажем, любой страны или другого человека. Только это ж почти обмен какой-то: узнал, как попадать в такие штуки, а тебе за это бонус.

Или появится в таком, например, виде:

на глазах превращаясь во что-то здешнее. Эта красота окажется всего лишь частью картинки карты части Мясницкого проезда возле Красных ворот.

А что до того, как теперь ничего уже не будет прежним, то печаль разве что в том, что вчерашнее было сырым, но начинает высыхать. Мозг и его человек привыкли к сырости, им теперь нехорошо. Но они привыкнут. Еще и хлопок «пффф» в момент, когда мир опять не будет прежним. Но тут же постоянно ничего уже не станет прежним, так что получается длинный хлопок, бегущий по гирлянде хлопушек рай освобождений. Но не ты его излучаешь и это не делает ангел, над головой прикрепленный к тебе, как лампочка. Это как если перед тобой едет поезд, сильно пристукивая на ближайшем стыке: пффф, освобождение – пффф снова оно, в тебе опять екает оттого, что закончилось и это. Ну и что? Рушится и рушится, никогда не закончится, а фраза, что ничему уже не быть прежним, и является тем, что остается прежним всегда. Стоишь на насыпи, смотришь на бесконечно сгорающие мимо вагоны, на другую сторону не перейти. Лучше бы что-нибудь такое, что само собой ниоткуда, ни из чего не следуя и чтобы совершенно не к чему пристроить.

Именно потому главное – ночное вбегание кошки Ч. Темнота, внезапный грохот, сдвиг пространства: нечто пронеслось мимо, у него есть цель, неизвестная – это его дела, а еще и что-то, что не следует за ним, но открывает то, чего еще нет в затылке, 12 сентября 2014-го. То есть 12 сентября наступило бы и так, а упомянуто затем, чтобы уточнить: все это происходило тут, а не где-нибудь.

Птица для R. D. Laing’а

R. однажды научила, как быстро проснуться: делать непривычные-нетипичные, даже невообразимые движения, ну как-то так и сяк. Дернуть себя за волосы, съехать с кровати на пол, ткнуться головой в оконное стекло. Банально, а спросонья должно получаться и вовсе нечто невообразимое. Лишь бы не, как обычно, пойти на балкон курить. Чтобы субъектность осозналась из еще отсутствия ее. Впрочем, годится и балкон с курением – если держать в голове, что именно надо там сделать: проснуться.

Оттуда видна улица, дальше другая – поперек, за ее домами встает солнце. Март, почти тепло. Солнце пока низко, и тени от собак очень длинные. Или, допустим, буква крупного граффити на ближней стене от каких-то оптических колебаний природы анимируется. Или это глаза привыкают заново глядеть на эти виды?