Ведь даже самая развитая и законопослушная популяция или группа американских скунсов прекрасно понимает, что когда подавляющее большинство беспрекословно подчиняется меньшинству, это есть или кровавая деспотическая монархия, или диктатура, к примеру, фашиствующих личностей. Знает, но благодушно опасается это публично признать. У них, предположительно, у своеобразно пахнущих скунсов, вероятно, тоже, вместо тюрбанов, чалма, умело сотворённая из звёздно-полосатого флага. Потому дальше… Дальше уже катится некуда.
Мы, конечно же, ответственности за земные действия «царя Бориски» не несём и приветствуем самого Дьявола и всех чертей, которые постоянно варят в своих смоляных котлах не тела, а подлые души национальных преступников и предателей, Но ведь до сих пор шкуры многих из нас идут, так сказать, на барабан. А барабанить об успехах и «успехах» наши случайные рулевые очень даже умеют. Потому недовольные всем существующим в России «телевизионные» господа – это их запасной туз в рукаве, на случай вынужденной миграции. Если, конечно, успеют…
Так вот, Палахов с нескрываемой нежностью и дружелюбием положил свою «лопатистую» руку на её, можно сказать, почти хрупкое плечо. Правда, им было заметно, что Ирочка никогда не сидела на диете.
– Я всё, о чём ты рассказывала, Иринка, так ясно представил,– признался отставной майор.– Но не будем… утрировать. Ведь мы к этому обязательно придём… к светлому будущему. Ирочка. Не спорь со мной! Нам в этом поможет добрый и здоровый секс. Это очень даже… прекрасно. Знаю… читал.
– Да. Ты начитан. Я уже почувствовала это. Основательно. Убедилась на практике.
– Я думаю, Ира, мы постараемся оба, как можно чаще, убеждаться в этом.
В нашей с тобой… начитанности.
– Я бы тебе возразила. Но вот никак не хочу. Мне кажется, я вынуждена… принять твоё предложение.
– Вот и отлично! А взаимное притяжение двух противоположных полов всегда считалось нормой и, замечу, приветствовалось во все времена, в цивилизованных народах и диких племенах.
– У тебя других тем нет. Ты, Аркаша, становишься скучным со своим сексом. Существует ведь многое другое, что можно обсудить в непринуждённом дорожном разговоре.
– О чём говорить-то?
– Боже мой! О политике, об экономике, литературе, музыке, в конце концов.
– Хорошо, к чёрту политику! Сейчас о ней все говорят. Интернет так замусорен, что… Одним словом, давай, Ирина, поведём речь о музыке!
Она прижалась к нему плечом, пытливо глядя ему в глаза. С благодарностью. Ведь секс, обрамлённый культурными разговорами – нечто возвышенное… Получается, уже и не секс, а милое общение двух интеллектуальных… блаженных существ.
Лемакина ласково прикоснулась указательным пальцем к его носу:
– Как ты, Аркадий, относишься к музыке Вивальди? Ведь она неповторима. Её очень приятно слушать в любой обстановке. Но гораздо иметь большой запас свечей.
– Очень уважаю его музыку! Безумно даже люблю и… вспоминаю. Но у меня никогда не наблюдалось геморроя. Ведь согласись, ничего плохого в этом нет.
– Ты узко мыслишь. Я имею в виду восковые свечи или, в крайнем случае, стеариновые, даже парафиновые. У них горят фитили. Понимаешь? При этом их не нужно пихать ни в какие отверстия.
– Ирина, я не так уж и глуп. Я знаю, что есть и такие свечи. Я просто о них забыл. Наверное, так произошло на почве нашего совместного вагонного счастья.
– Продолжим разговор, и не уходи от него в сторону. Я думаю, что такие твои и подобные воспоминания, обычно связаны с каким-то, скорей всего, чем-то романтическим…
– Понятное дело. Только так. Была у нас в воинской части, совсем молодая преподавательница музыки… детей в гарнизоне обучала. Волосы каштановые. Жена подполковника Ригсина.
– Только не говорите ничего пошлого, Аркадий Дмитриевич! Твой однобокий юмор начинает раздражать.
– Само собой, ничего пошлого. После того, когда она, значит, мне проигрывала этого самого… товарища Вивальди, то…
– То вы с ней погрузились в мыслях в мир прекрасного!
– Раза четыре-пять в день, и столько же раз я с ней по вечерам… погружался…
– Как понять «раза четыре или пять»?
– Чего тут не ясного? Я её Розу Васильевну… воспринимал и встречал телесно… прямо на рояле. Как это прекрасно! Этот Вивальди мне до сих пор помнится. Ну, правда, были и Моцарт, и Шопен. Но уже с… другими дамами. Я очень музыкальный… гражданин.
– Ты не исправим, Аркадий!
– Ну, тебе не угодишь… Не хочешь о музыке, то давай, я расскажу, что-нибудь, допустим, о бухгалтерском учёте или разведении карпов в заброшенных карьерах… ещё со времён Совдепии.
– Ладно, не обижайся, господин отставной майор Палахов! Чёрт с тобой! Расскажи ещё что-нибудь доброе и нежное о сексе. А то ведь я ни черта не знаю. Только что с дерева слезла – и в жизнь!
– Только не надо недооценивать свои возможностей и скромничать, Ирочка! – Он почесал практически лысый затылок своей бедовой головы. – Ты почти многое… в сексе умеешь. У тебя не такая уж и плохая школа. Стоит, конечно, ещё работать, работать и работать. Но кое в чём даже я… тебе уступаю и даже взял бы тебя и в учителя.