Читаем Голые циники полностью

Голые циники

Они остались вдвоем. Ричард торопил.

— Чувак, давай, покажи, что там…

Горров разжал руку. На календаре было написано:

+ 38–068–360–22–54. Гай Риччи позавидует. Оля.

Он перевернул его другой стороной. Три сказочно красивые богини, местами напоминавшие тех, с кем они только что распивали горилку, стояли на сцене. Над ними красовалась надпись «Виагра».

Рич и Горров посмотрели так, словно обвиняя друг друга в лоховстве. Показали друг другу «fuck» и, довольные, пошли кататься на скутерах.

* * *

— Где Славка? Почему ее нет с нами? — сухо спросил Юрий Исаакович у жены, выждав, пока сын Оська отбежит от них и встанет на эскалатор.

— Там у Варвары проблемы. Она чуть не умерла. Славка все время с ней проводит.

— Блядь.

— Да, близко к передозу. Спасли… Она отошла более-менее. Просились вместе приехать сегодня. С тобой хотят поговорить.

— Хотят?

— Чш-ш-… Варвара хочет… И я хочу… Поговори и помоги.

— Поцелуй меня быстро.

— Я тебя люблю.

Семья Баронов каждое воскресенье сначала проводила на бранче в «Редиссон-Славянской», потом все прогуливались по выставочным залам, копались в «загашниках» мастерских художников, шли в кинотеатр, причем фильм для просмотра определялся голосованием. При равном количестве голосов решающим голосом всегда был голос Оськи. Он этим очень гордился, но всегда выбирал тот фильм, за который голосовала мама. После фильма все пили чай и уезжали играть в пейнтбол, или боулинг, а чаще, как сейчас, в картинг-центр.

— Пап, я тебя сейчас обгоню на целый круг, — не унимался Оська, натягивая свой личный шлем на голову.

— Таким тоном с директором школы разговаривай. Договоришься сейчас — подрежу тебя на трассе, Шумахер, вылетишь курам и девчонкам на смех.

— Посмотрим, пап. — Оська подошел к Еремее. — Мам, отец говорит, что обгонит меня.

— Я с ним сейчас поспорю, Осень, что ты его обгонишь. Только не подведи меня. Я с ним на очень большой приз поспорю.

Густые брови Юрия Исааковича застыли в изумлении. Ему и самому был интересен приз соревнования.

— И на что это мы спорим?

— Если Оська тебя надерет, то ты мне выдашь беспроцентный кредит на строительство пяти европейских булочных «Я Люблю Тебя» сроком на пять лет.

— Предположим… Но не больше 500 000 евро. Твои условия более чем гангстерские. Что взамен?

— Ну, если Оська придет вторым, то я… то я…

— Что «я», не томи…

— То я… рожу… третьего ребенка.

— Идет, — быстро и словно небрежно протянул руку Юрий Исаакович. Еремея сжала его, до бесконечности любимую руку и шепнула Оське: — Руби, чемпион.

Оська разрубил, чувствуя ответственность перед такими ставками.

Юрий Исаакович весело засвистел партию Фигаро и ушел надевать защитный костюм.

— Осень, — позвала Еремея сына, — иди, мне кое-что нужно тебе сказать.

Оська подсел на скамейку.

— Мой любимый мальчик, — Еремея обняла сына за голову. Оська поднял глаза. — Я знаю, как ты уважаешь и любишь отца… Не поддавайся сейчас на трассе. Стань победителем, хорошо?

— Я постараюсь… Только отец расстроится.

— Не расстроится, поверь мне.

— Расстроится, я знаю… Он уже много раз спрашивал у меня, как я отнесусь к тому, если в семье появится еще один ребенок.

— А ты что?

— Отлично, что! Чем нас больше, тем мы сильнее. Ведь, правда, мам?!

— Правда, Осень, правда, мой любимый, — Еремея обняла Оську и вытерла радостные слезы. — Котенок, у тебя обязательно скоро будет брат или сестренка.

Оська поднял свои умные глаза и пристально посмотрел на маму:

— Честное слово?

— Слово мамы, милый, всегда честное слово… Ну, беги, отец идет.

Оська поцеловал маму и убежал. Еремея еще пару раз всхлипнула и засияла счастливой женщиной.

Оська сидел в «карте», когда подошел отец и присел рядом «на корточки».

— Сын, — Юрий Исаакович огляделся по сторонам, — я хочу с тобой поговорить.

— Да, пап…

— Ты мой сын?

— Конечно, отец…

— Ты уважаешь меня?

— Конечно.

— Ты ценишь и любишь меня?

— Ну, конечно, пап…

— Ты проиграешь мне сейчас! — совершенно жестко сказал Юрий Исаакович, поднялся и направился к своему «карту».

Моторы взревели, черно-белый флажок уже взмахнули, чтобы начать гонку, но «карт» Оськи, который стоял первым, не тронулся с места. Оська снял шлем, отстегнулся и вылез из машины. Подошел к «карту» отца и точно так же, как и тот ранее, опустился на корточки.

— Пап, я люблю и тебя, и маму. Встретимся на финише, — развернулся и пошел в свою машину. Он не очень понимал этой странной игры, заложником которой стал. Поэтому его нижняя губа, от горечи, сама закатывалась в трубочку. В голове стучало: «Не реветь — победить».

— Сын, — закричал, перекрикивая рев двигателей, Юрий Исаакович. — Оська, как бы ни получилось, но я все равно выдам маме кредит! Что бы ни получилось. Так что поддайся, я прошу тебя.

Оська рванул с места. В этот момент в зал картинг-центра осторожно вошли Варвара и Слава.