Голый край (СИ)

А затем все вновь погрузилось во тьму.

Я не умерла. Только не в этот раз.

Никогда я еще не была настолько уверена в чем-либо. Я жива. Я выбралась из проклятого леса. Я избежала мгновенной казни и, видимо, обрела неизвестного покровителя.

Я жива.

И вскоре я вернулась на землю.

Когда я наконец-таки открыла глаза, то обнаружила себя сидящей на коленях своего отца. Откуда-то сбоку слышалось гортанное пение Хьялдура, будто бы лишь сильнее вводящее меня в транс. Со всех сторон на меня смотрели десятки, а то и сотни голубых глаз, только и ожидая, когда я наконец очнусь.

— О-о-ох… — простонала я, хватаясь за разрываемую болью голову.

— Майя… — раздался тихий, почти что шепчущий голос моего отца, крепко обнимающего мое хрупкое детское тело. — Ты все еще здесь?

— А кто ж еще, ты, сын великана… — простонала я в ответ, и мой отец тихо засмеялся.

— Доченька… — кажется, он улыбнулся. Его горячие губы коснулись моей макушки. — Как все было? Люди хотят знать.

— Борт! — раздался из толпы выкрик моей матери.

— Молчать! — резко и зло оборвал он ее на полуслове.

— Они… — протянула я, — начали оживать. Снорри упал вниз, и еще один полз ко мне, вроде бы… И я раздавила ему голову камнем.

— А потом? — улыбнулся отец.

Хьялдур стал петь громче. Все больше это походило на легенду, которую рассказывают маленьким детям под песнопения скальда.

— Я спустилась за Снорри, но веревка сорвалась. Пришлось отбиваться, и…

— Скольких ты одолела?

— Что? — я непонимающе взглянула на папу.

— Скольких мертвецов ты одолела, Майя? — серьезным тоном переспросил он.

— Не знаю, четверых? Может… Не помню…

— Ха-ха! — вдруг радостно завопил мой отец и вскочил на ноги, поднимая меня вверх за подмышки. — Смотрите! Смотрите все! Это моя дочь!

— Борт, умоляю тебя! — снова закричала моя мать, едва не плача.

— Это моя дочь! — радостно кричал отец, не замечая ее. — Четыре несмертных в шесть лет! Это моя дочь!

Толпа вокруг разразилась радостными криками и воплями. Что-то безумное, дикое чувствовалось в этих криках. Первобытные люди пришли посмотреть на чудо, а узрели нечто большее.

И лишь моя мама тихо плакала в стороне от всех, даже не глядя в мою сторону.

***

Ночью нам было не до сна.

Весь день мужчины деревни в поте лица трудились, сооружая баррикады и подготавливая поселение к нападению нежити. Мы не знали, случится ли это, но все без каких-либо споров согласились, что рисковать нет никакого смысла.

Не дали поспать и мне. Женщины, дети и старики срочно покидали свои дома и уходили дальше на запад вдоль берега, пока опасность не миновала. Отец настоял на том, чтобы я осталась и защищала деревню вместе с нашими воинами, хоть никто больше этого решения и не поддержал. Даже Хьялдур пытался отговорить Борта от этой, как он сказал, глупости, однако моему отцу хватило одного лишь взгляда, чтобы поубавить спесь людей вокруг. В конце концов, хоть все они и были воинами, но отец сражался в дружине Ярла и имеет гораздо больший боевой опыт, нежели кто-либо еще.

— Так, милая… — вздохнул отец и дал мне огромное копье с кремневым наконечником. — Это копье, им…

— Я знаю, пап, — я взяла оружие обеими руками, прикидывая его вес.

В длину оно было около двух лагов — достаточно для того, чтобы держаться на расстоянии от противника. К тому же мне досталась позиция в арьергарде, за забором из заточенных кольев. Рядом со мной стояли и молодые мальчишки, все не старше пятнадцати, но уже и не дети. Никто, наверняка, и не думал, что я могу быть здесь полезна, однако в данной ситуации другого выхода не было — я виновата в случившемся и не имею права сбежать теперь, когда пришло время платить по счетам.

— Борт, — раздался голос Хьялдура и мы с отцом обернулись, — и ты, Майя. Подойдите.

Я закинула длинное для моего роста копье на плечо и вместе с папой пошла за друидом.

Вокруг ярко горели костры и факелы, люди старались как можно лучше осветить деревню перед боем. Приказ на это и на сооружение баррикад поступил от моего отца, благо он имеет какой-никакой военный опыт.

Хьялдур отвел нас к дому старейшины. Он и его жена — единственные, кто отказались покидать деревню в эту ночь и при этом не были обязаны ее защищать. Просто старый упрямец твердо решил рискнуть своей и без того паршивой, с его-то здоровьем, жизнью, а мудрая Офа просто была достаточно верна своему мужу, чтобы остаться с ним. Она стояла на крыльце, вглядываясь в темноту и, казалось, даже не замечая нас. Хьялдуру пришлось демонстративно покашлять, чтобы привлечь ее внимание, и наконец она одарила нас своим все таким же отстраненным, но теперь уже обеспокоенным взглядом.

— Здравствуй, вороненок, — слабо улыбнулась она мне. — И тебе, Борт.

Мы с отцом поклонились.

— Простите, но мне нечего вам сказать, — она слегка склонила голову, — друид пожелал, чтобы я слышала ваш разговор.

Отец понимающе кивнул и взглянул на Хьялдура.

— Борт, все очень плохо.

— Разве? — папа удивленно поднял бровь. — С ними справилась моя шестилетняя дочь. Ты думаешь, мы не сможем их сдержать?