Голый край

Она быстро укрыла меня шкурой и выбежала из дома. Полежать на месте? А чего еще делать? Знобит, это ясно как божий день. В теле дикая слабость, и постоянно чихаю. Все лицо уже в соплях, мерзость. Ну и где эта женщина, когда она так нужна? Я в соплях вся, мама!

– Мама! Мама! – от ощущения собственной беспомощности стало по-странному грустно, и не смогла сдержать громкого плача. – Мама-а-а!

Буквально через полминуты родительница ворвалась в дом, едва не сняв дверь с петель. Следом бежал Шаман, который помог ей подняться с колен, когда она упала около кроватки.

– Майя, Майя, тш-ш-ш… – чуть ли не в слезах дрожащим голосом принялась успокаивать.

Рукавом платья стала вытирать мое лицо, но я лишь больше чихала.

– Привет, Майя, – хитро улыбнулся Шаман. – Блю сик, м?

– Привет, какашка, – к сожалению, других оскорблений не знаю. – Уйди!

Шаман громко засмеялся, дом наполнился звуком его басистого, слегка хриплого смеха.

– Конечно уйду! Так, Хельга, отойди-ка.

Мама послушно отошла от кроватки, положив меня обратно. Шаман приложил руку ко лбу. Не смотря на мою беспричинную нелюбовь к этому кадру, чувствую, сейчас он единственный, кто не даст мне умереть еще во младенчестве.

– Она горячая. Хельга, неси тряпку и холодную воду.

– Да! – энергично кивнула мама и убежала прочь, прихватив пустую бадью.

Я осталась наедине с Шаманом. Он ничего не делал, лишь вглядывался в мои глаза, будто бы все еще пытаясь понять, что скрывается за милых личиком ребенка.

– Почему ты такая сматт, Майя? – вдруг спросил он.

– Что такое сматт? – тяжело дыша, спросила. Он в ответ указал двумя пальцами себе на лоб, а затем мне. – А-а, умная! Я умная, да!

– Но как? Такие маленькие дети только учатся ползать, а ты… Ты ведь не просто повторяешь слова, да?

– Майя понимает и учится. Мне нравятся слова и хлеб с рыбой.

Шаман улыбнулся, глядя на меня, а затем залился басовитым смехом. Как раз в этот момент в дом ворвалась мама, расплескивая колодезную воду во все стороны, и подбежала к нам.

– Вот. – поставила бадью с тряпицей на боку.

Шаман грубыми, сильными руками вымочил и отжал ткань. Холодная, нет, ледяная ткань прикоснулась к моему лбу. Возмущенно зашипела, зажмурившись:

– Ай!

– Тише, все хорошо, Майя. Посмотрим…

Он отошел от кроватки, оставив холодную тряпку на лбу. Подойдя к столу, он поставил наплечную сумку из плотного светлого материала и принялся рыться в ней. Вскоре достал связку каких-то трав и на тоненькой веревочке подвесил к потолку.

– Огонь, огонь… – повторял про себя, подходя к печке.

Короткой палочкой с пояса поковырялся в тлеющих углях. Она тускло загорелась. Шаман поднес ее к связке трав под потолком, зажигая их, и тут же потушил, задув. Теперь они просто тлели, выделяя едкий дым, запах которого ударил мне в нос смесью полыни, цветов и чего-то еще.

– Это поможет. Но еще… – он снова стал рыться в своей сумке. – Только для Майи, другим бы не дал.

Протянул маме маленький мешочек.

– Это чай. Пусть пьет горячим два раза в день. Начните сейчас.

– Спасибо вам, Хьялдур, спасибо… – со слезами на глазах, мама крепко обняла Шамана. – Спасибо!

В ответ он лишь засмеялся и похлопал женщину по спине могучей ладонью.

– Блё фрисса снарт, Майя! – сказал на прощание, выходя из дома.

Ярко горел в очаге огонь. Не перестаю удивляться тому, как ловко устроена вся система. По сути, это костер прямо дома. Он обложен камнями, а над ним находится самая настоящая вытяжка с трубой! Очень умно для людей, которые пользуются каменными орудиями.

Над пламенем висит почерневший от копоти котелок. Он явно достался нам не от местных – еще ни разу не видела, чтобы хоть кто-нибудь в деревне обрабатывал металл. Слышу, как в нем закипает вода, пар поднимается вверх, и его затягивает в вытяжку. Травы под потолком почти полностью истлели, но дым от них заполнил комнату и никуда не денется добрую неделю.

Мать посадила меня и поднесла к губам глиняный стакан. Было видно, что ей горячо держать посуду, но она не обращала никакого внимания на боль, отчаянно желая помочь своему ребенку.

Запах, кстати, у чая был отвратительным.

– Бе! – высунула язык.

– Майя, пожалуйста, попей… – взмолилась мама и стала дуть на горячую жидкость, остужая ее. – Ну же, тебе станет лучше.

Тяжело вздохнула и подняла взгляд на потолок, но послушно стала пить эту гадость. Вкус был ничем не лучше запаха. Дико хотелось отрыгнуть все выпитое, но в глубине души понимала, что это – единственное доступное лекарство, и от него зависит моя жизнь.

Всю ночь меня лихорадило. Мать не отходила от кроватки и все время вытирала лоб холодной мокрой тряпкой, а потом стала обтирать меня всю.

Второй раз пить эту бурду не пришлось. Проснулась в отличном самочувствии и смогла, наконец, дышать обеими ноздрями, не чувствуя литров соплей в носу. Мама спала прямо на полу, положив голову на кроватку. Было видно, что она сильно устала за эту ночь.

Поднявшись со спины, подползла к ней, обняла за тонкую шею и поцеловала в щеку. Мать медленно разлепила глаза, просыпаясь, и улыбнулась.

– Спасибо, мама, – прошептала ей на ухо, и она обняла меня в ответ.

* * *