В давние времена тут не то гостил, не то прятался некий японский негоциант, известный у себя на родине как путешественник. Чтобы было что показывать его соплеменникам, местные власти решили на голом месте восстановить обитель. Туда ведет вертящаяся среди круч дорога, к которой местные жители выносят свою маленькую торговлю.
В храме, пока нет туристов, пусто.
Девушка за прилавком сувенирной лавки скучает среди безделушек и вееров. Перед золоченым, как повсюду, Буддой курится ароматная палочка и расставлены блюдечки с угощением – несколько яблок, три мандарина, банан.
По каменной дорожке прогуливается бритоголовая монахиня в просторной розовато-коричневой рясе.
У нее приветливое, еще молодое лицо и умные глаза. Когда говорит, они заглядывают в собеседника. Состиранные, очень чистые пальцы привычно перебирают длинные четки, свисающие с шеи.
В глухой этот уголок, где прямо из камней растут яблони и женщины полощут белье в ручье, ее прислали три месяца назад из Пекина. Чем-то она запала мне в душу, какой-то чудесной, но вполне земной нездешностью: будто тысячелетний стоячий воздух Поднебесной ветерком просвистел мимо нее.
Мы уже собрались уходить, когда уединение разрушила привезенная снизу, от моря, школьная экскурсия. Храмовый двор мгновенно заполнился гомоном и запахом сырой рыбы. Через два дня от моей одежды пахло точно так же.
Водянистый вечер совсем сгустился, когда мы спустились с горных вершин.
Небо красноватым неровным ущельем извивалось в обступивших дорогу темных кронах.
В рыбацкий городок въехали уже черной моросящей ночью.
И оказались первыми постояльцами нетопленой гулко-пустой гостиницы, ожидающей под свои аляповатые потолки гостей на праздник рыбаков. Теплую воду дают всего два часа в день, и мы их уже прозевали.
Городок Шидао сидит в камнях на самой восточной оконечности Шаньдунского полуострова, где тот дальше всего уходит в Желтое море.
В переводе его имя означает «каменный остров», хотя на деле он окружен водою лишь с трех сторон. С четвертой залег караван горбатых гор. Да и с остальных отлив каждое утро обнажает россыпь морщинистых, облепленных ракушками красноватых скал.
Трудно вообразить себе что-либо более каменное, чем эта маленькая рыбацкая столица.
Здешнего гранита достанет на пару-тройку приличных европейских городов со всеми их мэриями, банками и оперными театрами. В Шидао из него сложены даже отхожие места, не говоря о домах, мостах через вонючие речушки, заборах и ступенях перебегающих по склонам лестниц.
Причина проста: ни леса, ни глины в окрестностях нет, а камень под ногами.
Но впечатление он производит фундаментальное. И я как зачарованный брожу среди этих гранитных хижин, изваянных на века из могучих тесаных блоков и крытых черной, не боящейся гниения морской травой.
Рыбацкую профессию городка легко угадать с закрытыми глазами. Тут сам воздух пропах рыбой.
Вдоль улицы расположились со своим нехитрым станком плетельщики канатов.
Маленькие черные суда стайкой выбегают из гавани.
В рыбном порту зеленеют горы сетей с дремлющими на них рыбаками.
Мерно колеблется роща мачт, покачиваются ржавые борта, деревянные надстройки.
Если заглянешь с пирса в крошечную рубку, увидишь вытертый до блеска деревянный штурвал, пару пустых пивных бутылок, заплеванный пол с рассыпавшимися по нему игральными картами.
В прежние годы, говорят, рыбы было пропасть, ловили на куриное перышко вместо наживки. Теперь не то.
В поисках добычи малосильные суденышки уходят через море до самой Кореи либо спускаются вдоль берега далеко на юг. В дурную погоду, когда креветка подымается со дна, ее промышляют с тяжелых деревянных лодок. Но больше теперь занимаются марикультурой, перенятой у японцев. Куда ни глянь, плантации поплавков, под которыми в несколько этажей висят садки.
Растят морскую капусту, трепангов, тех же креветок и всяких экзотических моллюсков вроде морского уха – эти жутковатого вида раковины с кулак величиной в Японии, Гонконге и за океаном идут по сорок долларов за кило.
По всему побережью, с тех пор как его «открыли» для иностранцев, вертятся десятки и сотни южнокорейцев, японцев, тайваньцев, основывая одно за другим маленькие, но очень прибыльные совместные предприятия.
Денег и правда стало больше. Похожий на подросшего карлика заместитель уездного мандарина толковал мне про сотни миллионов юаней и миллионы долларов.
Подозреваю, львиную долю забирает государство. Остальное уходит на строительство небольших цехов, питомников, где разводят изумрудно-голубую ракушечью молодь, и на всякое благоустройство с целью приманить еще больше заморских капиталов – нынче в Китае на этом просто помешались.
Прежние коммуны давным-давно разогнали.
Вместо них учредили коллективные компании, что-то вроде наших колхозов, и велели богатеть. Но с умом, то есть поглядывая наверх. И с обратного конца – не с людей, а с новых офисов, гостиниц для всякой заезжей шушеры, с общественных мест, на крайний случай.