Гомер

бесконечно разнообразны; и нет двух из них, которые были бы одинаковы. Благодаря этим

речам получается то, что до Шекспира не возникло больше разнообразных характеров,

чем те, что имеются у Гомера. Если взять речи, например, Гектора, который, между

прочим, говорит больше, чем какой-нибудь другой герой, кроме Ахилла, то они рисуют

для нас вместо скучного эпического героя весьма пылкую и поэтическую натуру, характер

весьма импульсивный и подвижной. Соответственно мы получаем из речей также и

характеристику таких героев, как Нестор и Приам (75-80).

Рассмотренные типы эпической иллюзии, а именно исторический тип, жизненный и

личностный, представляют собою, по мысли Бассетта, если их взять вместе и целиком, то,

что обычно называется объективностью эпоса (81). Однако, по Бассетту, этим не

ограничивается художество Гомера. Кроме явлений объективности, Бассетт находит у

Гомера огромное количество [231] случаен, где эта объективная эпическая иллюзия

нарушается, и этим нарушениям автор тоже посвящает целое исследование. Оказывается,

что если 3/5 всего текста Гомера занимают речи, то 1/5 отведена объективному рассказу о

событиях и изображениям действия и 1/5 посвящена личным высказываниям самого

автора от своего собственного имени. Таким образом, уже эта маленькая статистика

вносит огромный корректив в традиционное «объективистическое» понимание эпоса

Гомера. Гомер обращается сам от себя не только к музе, но и к своим действующим лицам

(Менелаю, Меланиппу, Патроклу, Аполлону, Евмею) и ставит иной раз реторические

вопросы, которые, конечно, если к кому-нибудь обращены, то только к публике. Разными

словечками, вроде «теперь», «тогда», «таким образом», «этот человек», Гомер

свидетельствует уже о собственной позиции в отношении рассказываемых событий; а

обычное для эпоса прошедшее время иной раз вдруг заменяется настоящим временем в

тех случаях, когда поэт говорит о чем-нибудь не с точки зрения действующего лица, а со

своей собственной точки зрения. Остров Калипсо изображается, например, фразами с

прошедшим временем, как и дворец Алкиноя до 103 стиха (Од., VII) (пока этот дворец

рисуется с точки зрения приближающегося к нему Одиссея). Но начиная с этого стиха,

Гомер рисует дворец Алкиноя уже сам от себя, равно как и пещеру нимф на Итаке (XIII,

96-112). Здесь везде господствует praesens, т. е. природа, непосредственно видимая и

изображаемая самим поэтом, независимо от эпической иллюзии. В противоположность

изображению человеческих событий, божественное, а также небо и светила рисуются у

Гомера тоже при помощи praesens, т. е. как действующие вечно и притом с точки зрения

именно поэта (85-91).

Обычно выдвигается на первый план тенденция Гомера к изображению деталей.

Однако у Гомера гораздо чаще тенденция либо указывать на принадлежность вещей

какому-нибудь лицу, либо рассказывать целую историю этой вещи (как в случае со

скипетром Агамемнона, луком Одиссея, ясеневым копьем Ахилла, кобылой Эфой и т. д.).

Стремление Гомера обязательно рассказывать что-нибудь от себя лично, а не только давать

объективную картину происходящего, особенно заметно в тех многочисленных случаях,

когда он, прерывая естественный рассказ, начинает вдаваться то в биографию данного

героя, то в характеристику его родных и близких. Если в «Илиаде» можно находить около

240 сравнений, больших и малых, играющих в стилистическом отношении

приблизительно ту же роль, то таких отклонений от объективного рассказа в сторону

характеристики второстепенных героев в этой поэме имеется тоже около 243. Примерами

могут служить тексты о Батикле (Ил., XVI, 595-600), Офрионее (XIII, 363-369), Менесфее

(XVI, 173-192), Ифидаманте (XI, 221-245) (стр. 91-94).

То, что Гомер занят по преимуществу человеком, а не его окружением, личностью, а

не вещью, можно проследить на любом более или менее подробном изображении вещи у

Гомера и прежде всего на изображении щита Ахилла. Согласно исследованию Бассетта,

дело тут вовсе не в самом щите, как в некоем произведении искусства или физической

вещи, но исключительно в том, что изображенные на этом щите картины жизни рисуют

торжество жизни, которое необходимо здесь поэту для того, чтобы обрисовать переход

Ахилла от состояния отчаянья и близости к самоубийству в связи с гибелью Патрокла

(XVIII, 98) к решению вступить в бой ради мести за Патрокла и примириться с

Агамемноном (XVIII, 90-93, 112). С характеристикой самого щита Ахилла, по Бассетту

(стр. 95-99), мы познакомились выше.

Черты субъективизма Бассетт находит и в языке Гомера. Так, Гомер пользуется около

100 раз желательным наклонением с частицей an не просто для выражения возможности в